Москва, Делегатская ул., 3
На карте На карте

| 15 мая 2016
Комплекс зданий в начале Делегатской улицы – известный как усадьба Остерманов-Толстых – был построен в конце XVIII века на месте загородного имения бояр Стрешневых, перешедшего в 1783 году по наследству графу Ивану Андреевичу Остерману. Главный трехэтажный усадебный дом, построенный в стиле классицизма, соединен с боковыми двухэтажными флигелями одноэтажными галереями в форме полукруга.
Усадьба серьезно пострадала во время пожара 1812 года, восстановительные работы начались в ней лишь в 1834 году, когда комплекс зданий был продан Святейшему синоду для Московской духовной семинарии. В начале 1840-х годов здание было восстановлено и расширено по проекту архитектора А. Ф. Щедрина, а в 1885 году к правой галерее был пристроен двухэтажный корпус епархиального общежития, построенный по проекту архитектора П. Е. Баева.
После Октябрьской революции усадьба была национализирована и передана в распоряжение ВЦИКа. В бывшем общежитии семинарии, ставшем Третьим Домом Советов, жили делегаты Всероссийских съездов Советов.
В 1981 году здание было передано Всероссийскому музею декоративно-прикладного и народного искусства.

В левом флигеле в 30-е годы прошлого столетия жила семья первого декана Исторического факультета МГУ Григория Самойловича Фридлянда. Заявку на установку ему мемориальной таблички подали внучки Григория Самойловича, одна из которых – журналист и публицист Зоя Светова – написала о нем текст, который мы публикуем ниже:

Григорий Самойлович Фридлянд родился в 1896 году в семье рабочего-щетинщика. Окончив гимназию в Минске, он поступил на юридический факультет Петроградского психоневрологического института. С 1913 по 1921 год состоял в Еврейской социал-демократической партии «Поалей Циона». В 1921 году он вступил в ВКП(б). Принимал участие в штурме Зимнего Дворца, участвовал в Гражданской войне.
С 1922 года Григорий Самойлович преподавал в Институте Красной профессуры, затем возглавил кафедру истории Запада в университете им. Я.М. Свердлова. В 1924 году вышла его «Хрестоматия» по истории революционных движений в Западной Европе (в соавторстве с Анатолием Слуцким). В июне 1934 года Фридлянд был назначен первым деканом исторического факультета МГУ. В этом же году вышли его монографии «Жан-Поль Марат и гражданская война XVIII века» и «Дантон». По воспоминаниям современников, Фридлянд был человеком очень ярким и очень талантливым, и в науке и в жизни, иногда слишком резким, неуживчивым.
Григорий Самойлович был арестован 31 мая 1936 года в своей квартире в Москве по адресу Садово-Каретная улица, 3-й Дом Советов. Существует версия, что Фридлянда могли арестовать из-за его хороших отношений с Николаем Бухариным, который был разоблачен как враг народа в передовице газеты «Правда» 23 января 1936 года.
Академик Н.М. Дружинин в своих дневниках, опубликованных в журнале «Вопросы истории», приводит воспоминание об одном из последних дней Фридлянда на свободе. 29 мая 1936 года в кабинете декана факультета истории МГУ Фридлянда состоялся банкет по случаю окончания конференции, посвященной годовщине сталинского письма об исторической науке. Участники банкета произносили заздравные тосты, обращенные к Бухарину. Согласно семейной легенде, кто-то из участников банкета мог написать донос на хозяина кабинета, в котором собрались поклонники Бухарина. Фридлянда арестовали через два дня.
Потомки Григория Самойловича рассказывают еще, как в январе 1937 года, во время процесса Пятакова и Радека, Лион Фейхтвангер был у Сталина и спросил, где Фридлянд, которого он знал по встречам на исторических конгрессах в Европе. В то же время в Москве издавался исторический роман Фейхтвангера «Еврей Зюсс», и Фридлянд написал к нему большое предисловие. О том, что Сталин ответил на вопрос немецкого писателя, семейная легенда умалчивает.
Сын Фридлянда писатель Феликс Светов в 1990-е годы смог изучить в архиве Лубянки дело своего отца. В «Литературной газете» (3.12.1997 г.) он написал о наиболее поразивших его подробностях:
«Семь первых допросов в июне 1936 года – полное отрицание вины, голос еще свободного человека. Да, знал того-то и того-то, резко критиковал статью Сталина об «историческом фронте», ибо она давала возможность расправы с неугодными историками, да, как человек несдержанный, возможно, говорил об этом резко, порой в «циничной форме». Но никогда не был организационно связан ни с троцкистами, ни с какими контрреволюционными организациями, ни с какими террористическими организациями. В деле – сотни страниц допросов свидетелей: Фридлянд состоял в правотроцкистском блоке, был одним из руководителей террористических организаций, крайне озлоблен против руководства партии, человек решительных действий, с большой силой воли, умением подчинять людей своему влиянию, принимал непосредственное участие в подготовке и проведении терактов (Киров, Сталин, Каганович, Ворошилов). Два месяца Фридлянда не допрашивали. В августе допросы возобновились. И – полный слом, признание во всем, в самых фантастических преступлениях.
В том же августе 1936 года Вышинский добивался у арестованного историка Тер-Ваганяна признания в том, что он давал Фридлянду прямые директивы о террористической работе. Тер-Ваганян признал, что у него был разговор о Фридлянде с Каменевым, тот намеревался привлечь Фридлянда к работе, но были сомнения, и он хотел, чтобы Тер-Ваганян их развеял. Тер-Ваганян сказал Каменеву, что знает Фридлянда много лет, что он человек необычайно общительный, у него множество друзей, он знает всех, дружба и дружеское общение – его принцип. То есть, я дал понять Каменеву, говорит Тер-Ваганян, что Фридлянд не из тех людей , с кем можно вести «интимный разговор».
«Значит, у вас был с Фридляндом разговор об организации террора?», – спросил Вышинский.
«С Фридляндом – на эти темы? Помилуйте!», – ответил Тер-Ваганян.
«Значит, вы давали Фридлянду прямые директивы о терроре?», – настаивал Вышинский. «Ну, если из того, что я вам говорю, вы делаете такие выводы, то я признаю», – ответил Вышинскому Тер-Ваганян.
На очной ставке Фридлянд и Тер-Ваганян признали, что оба участвовали в терроре. Спорили только о деталях, о том, когда их сотрудничество началось, и о том, принимал ли Фридлянд участие в организации убийства Кирова.
3 марта 1937 года – обвинительное заключение, подписанное Вышинским. Дело передается Военной коллегии Верховного суда. Принято к производству. 7 марта 1937 года – судебное заседание: тройка судей, председатель – Ульрих. Без свидетелей, без адвоката, без прокурора. Зачитывается обвинительное заключение. Подсудимый полностью изобличен, признает свою вину и в убийстве Кирова, и в подготовке убийства Сталина, Кагановича, Орджоникидзе…
Последнее слово. Подсудимый не просит снисхождения. Говорит, что ему не должно быть пощады, ничего смягчающего вину не видит, жить с клеймом изменника, предателя и террориста не хочет.
Время процесса – 25 минут. Приговор – высшая мера. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. 8 марта. Справка о приведении в исполнение (в ночь с 7 на 8 марта – 1.30). Подписи: пом. Прокурора Союза и исполнитель – комендант Военной коллегии (разные чернила).
Отцу было сорок лет».
Дело по обвинению Григория Самойловича Фридлянда было пересмотрено Военной коллегией Верховного суда СССР 21 ноября 1956 года. Приговор Военной коллегии Верховного суда СССР от 7 марта 1937 года был отменен «по вновь открывшимся обстоятельствам». Дело прекращено за отсутствием состава преступления. Фридлянд был посмертно реабилитирован.
Последний раз из дома по адресу Садово-Каретная (ныне Делегатская) дом 3, где будет установлена памятная табличка, Григорий Фридлянд вышел ровно 80 лет назад. В книге «Опыт биографии» Феликс Светов оставил воспоминания об отце и о дне его ареста:
«Они пришли за отцом глубокой ночью 31 мая 1936 года. В этот день меня привозили с дачи искупать, потом увезли обратно, и мама рассказывала, что отец, обычно не обращавший на меня внимания, на сей раз долго смотрел в раскрытое окно, когда я, подпрыгивая, шел по двору к воротам, и сказал с неожиданной для него грустью: "Хорошо бы узнать, что из него вырастет..." Сестра сдавала последние экзамены в десятом классе, крепко спала, отец не захотел ее будить и уже у двери сказал: "Пусть Ида не отрекается от меня..." Мама рассказывала обо всем этом много раз, но я услышал ее первый рассказ еще тогда, а больше слушать не мог.
Мама смотрела в окно, как он спускается с крыльца. Было уже светло. Под окнами стояла открытая легковая машина красного цвета – такие еще были времена.
Он неожиданно остановился, спустившись с одной ступеньки, и те, что шли сзади, ткнулись в его широкую спину. Отец засунул руки глубоко в карманы пиджака и медленно обвел глазами двор, наши окна и посмотрел в небо. Потом глубоко выдохнул воздух и полез в машину.
Мы жили в Каретном ряду, в Третьем Доме Советов, еще целый год. Но дома уже не существовало. Он был разрушен».
Жену Григория Фридлянда Нехаму Львовну Фридлянд арестовали 10 декабря 1937 года в Архангельске. Она провела пять лет в мордовском лагере как "жена врага народа".
Из воспоминаний Феликса Светова об отце:
«Наша квартира была угловой, часть окон, довольно низких, выходила во двор Третьего Дома Советов, а часть в Божедомский (теперь Оружейный) переулок. Однажды прямо против наших окон началось строительство: приехали рабочие, огородили участок мостовой щитами и стали что-то такое сооружать, по всей вероятности, переносили сюда трамвайную остановку. Наверно, это было весной, окна уже открыли и грохот стоял страшенный.
Так продолжалось два дня, отец уходил утром, рано, возвращался поздно и ничего не замечал. А в тот день он почему-то задержался. Работа, между тем, шла уже под самыми нашими окнами, рабочие время от времени просили напиться, я в окно подавал им в кружке воду – было весело, будто мы живем на улице.
И тут в детской появился отец. "В чем дело?", – грозно спросил он меня и, высунувшись в окно, столь же строго задал свой вопрос находившемуся возле дома рабочему. Тот ответил что-то не слишком любезное – с какой стати он должен был давать отчет о своих вполне законных действиях. Отец мгновенно вскипел и, распахнув окно пошире, принялся митинговым голосом требовать, чтобы они немедленно прекратили всякие работы, что они мешают ему и проч.
 А там было уже целое производство: разобрали мостовую, копали и стучали молотками – отцовская риторика вызвала лишь веселое недоумение. Он был смешон: лысый, грузный человек в очках, в рубашке громко кричал из окна какую-то ерунду. Отец это почувствовал.
Мне было смертельно неловко: люди работают, они-то причем, чего он на них кричит? Я что-то лепетал и тянул отца за штаны. Он отмахнулся от меня как от мухи, но обернувшись, неожиданно для себя, увидел валявшийся на ковре вместе с другими игрушками почти очищенный мной от ржавчины наган.
Дальше отец действовал как в бою. С наганом в руке он вскочил на подоконник и закричал громовым голосом – его, наверно, слышали на Самотеке: "Перестреляю как цыплят! Немедленно убирайтесь!!"
Рабочие оторопели. Если человек средь бела дня, в центре Москвы, мог так кричать и размахивать наганом, значит, он имеет на это право. Но даже если он просто сумасшедший, что ему стоит начать стрелять – никому не могло придти в голову, что этот наган принадлежит мне, а в нашем доме есть только пустые гильзы для охотничьей двустволки.
Рабочие побросали ломы и лопаты, забрались в грузовик и уехали.
Отец победоносно посмотрел на меня, швырнул наган на ковер и, отдуваясь, прошел в кабинет. Через минуту я слышал, как он весело говорил по телефону о чем-то совсем другом, напрочь позабыв о происшедшем.
Между тем, все работы в нашем переулке были оставлены навсегда. Не знаю, что и кому про эту историю рассказали, но и до сих пор против наших бывших окон в переулке нет остановки, трамвай, правда, давно снят и ходят троллейбусы снизу от Самотеки».

15 мая 2016 года внучки Григория Самойловича Фридлянда со своими детьми и внуками собрались у дома на Делегатской для церемонии размещения таблички «Последнего адреса».


Фото: Сергей Пархоменко

Неправильно введен e-mail.
Заполните обязательные поля, ниже.
Нажимая кнопку «Отправить» вы даете согласие на обработку персональных данных и выражаете согласие с условиями Политики конфиденциальности.