В истории со снятыми табличками «Последнего адреса», пожалуй, самое важное — это гвоздики, которые жильцы дома оставили на их месте. У госпатриотизма, кажется, все-таки есть пределы достижимого.
В Петербурге с дома на Лесном проспекте, 61, сняли памятные таблички «Последний адрес». Может быть, даже не все в курсе, что это такое, потому что устанавливали эти таблички всегда без большой помпы. Это такие небольшие металлические прямоугольнички с именем человека, который в этом доме жил и был репрессирован, а потом реабилитирован. Кроме имени, на них указывали даты: родился, арестован, расстрелян, реабилитирован — и профессию: машинистка, служащий, инженер.
Не знаковые исторические фигуры, которым посвящались масштабные открытые процессы, а рядовые обыватели, про которых иначе никто и не вспомнит никогда.
Так вот сняли 34 таблички. Память о 34 живых людях, которые в этом доме жили, а потом перестали жить, потому что так распорядилось государство. Дом этот так и называли «Дом специалистов» — один из домов, которые строила советская власть для ученых, экономистов, инженеров и так далее. Поэтому там и табличек так много: интеллигенции в период репрессий приходилось непросто.
Сделала это управляющая компания по анонимной жалобе, направленной через городской сервис подачи жалоб и обращений. Потому что таблички, во-первых, незаконны, а во-вторых, в их установке принимал участие «Мемориал» — организация, с некоторых пор признанная в России иноагентом. Волонтеры из Фонда увековечения памяти жертв политических репрессий именно у «Мемориала» берут данные об адресах.
Что касается законности, то таблички «Последнего адреса» всегда, и этот случай не исключение, устанавливаются с согласия жильцов дома. Они и в этот раз поддерживали установку, а когда таблички сняли, оставили на их месте гвоздики. Да и со стороны властей никаких недовольных распоряжений ни разу не поступало. Дело, очевидно, в «Мемориале», хотя и его иноагентство только повод: в последнее время заявлений и действий, исподволь одобряющих сталинизм и сталинистскую политику, стало заметно больше. Ультраконсерваторы ужасно хотят разглядеть нового Сталина во Владимире Путине, хотя пока он все-таки не в полной мере оправдывает их надежды.
В Москве, например, таблички «Последнего адреса» время от времени тоже снимают. Иногда мэрия пытается найти объяснение, иногда отмалчивается. В начале лета произошла целая серия подобных случаев. А в Петербурге недавно исчез с Левашовского кладбища памятник репрессированным полякам. Не сразу выяснилось, что демонтировали его все-таки по воле городской администрации. Постфактум появилась версия о том, что мемориал облили краской, но отмыть ее до сих пор не получается, и сроки окончания работ «не определены».
Памятники Сталину уже давно не удивляют, на днях открыли очередной в Великих Луках, на территории завода «Микрон». Новый учебник истории для школьников характеризует Сталина тоже комплиментарно. На популярных сетевых ресурсах дня не проходит без очередного поста про «небесный СССР», где всем раздавали бесплатные квартиры, магазины ломились от колбасы, а граждане по три раза в год опять же бесплатно ездили на курорты по профсоюзным путевкам.
На носу президентские выборы, и всё это можно понять как начало кампании, в которой «Путин 3.0» предстает реставратором славного советского прошлого. Однако лет десять назад такое сложно было представить, а теперь это новая норма. Оправдание или отрицание политических репрессий становится мейнстримом. Есть множество людей, которых всегда коробило от любого упоминания репрессий. Сейчас они просто видят, что даже за активную пропаганду сталинизма их не будут ругать, потому что он резонирует с образом сильного государства, который выстраивает Кремль. Они пользуются тем, что их идеологических оппонентов из публичного пространства практически вычистили. А у доносчика упоительное чувство собственной значимости тем более острее, чем осознание своей подлости.
Ассоциативные цепочки, которые пытаются вызвать у зрителя, вполне прозрачны: «в СССР жестко преследовали инакомыслящих, зато победили в войне, а потом всем стали раздавать бесплатные квартиры, следовательно, если сейчас так же преследовать оппозицию и грозить Западу кузькиной матерью, то и сейчас тоже победим, и все получат квартиры». Это, конечно, обман: никаких бесплатных квартир не предвидится. Те молодые люди, которые сейчас поверят агитаторам и согласятся на лоялизм (а таких будет немало, конечно), когда-нибудь спросят, где же квартиры. Отвечать, однако, придется нескоро и совсем другим людям, не тем, кто агитирует сейчас.
Поклонники авторитарного стиля вообще редко мыслят в категории отдельных живых людей, предпочитая масштаб народов и стран. Упоминание о методах достижения всеобщего единства патриота раздражает, хотя стеснение означает, что в душе репрессии он все же признает злом и не готов ими гордиться. И даже если сам с ними соглашается, рассказывать новым адептам об истинной цене величия стесняется. Понимает, что выглядит не очень, и лучше бы это всё как-то задрапировать.
Государство же отмалчивается и не спешит начинать официальных кампаний по пересмотру истории. Официально одобрять репрессии до сих пор страшно: есть даже у власти определенная черта, которую очень трудно нравственно переступить. Она-то лучше любого активиста знает, как всё это было на самом деле, и не всё можно повторить. Молчанием власти как бы поощряют консервативных активистов, делают вид, что всё происходит само собой, по народной инициативе; ведь и Сталин не лично расстреливал и писал доносы, он лишь создал условия, в которых это поощрялось.
А все-таки самое важное в этой истории — это вот те гвоздики, которые жильцы дома по Лесному проспекту, 61, совершенно искренне воткнули на место снятых табличек. «Глубинный народ», похоже, сложнее устроен, чем кажется людям в Кремле.