Государство пыжится быть империей, государство рвется вернуть себе право вынести рядового человека за скобки. Государству нужна возможность творить с человеком все, что государство посчитает нужным.
Просто шел по улице, по которой и до того ходил тысячу раз. Шел и остановился. Арка во двор, а в арке на стене – сразу шесть табличек проекта «Последний адрес». И без того неброские, скромные, они словно бы стесняются, прячутся в этой арке, вжимаются в стену, как вжимались, наверное, в стену те, чьи фамилии на табличках, услышав в ночи шаги на лестнице.
Тем мощнее впечатление. Шесть человек увели отсюда на убой. Инженер, заводской рабочий, машинистка (офис-, то есть, менеджер, по-нашему говоря). Или нет. Шесть – это те, про которых вспомнили. Так устроен проект: должен найтись человек, который инициирует установку таблички. Должен оплатить ее изготовление – четыре тысячи рублей примерно. Во-вторых, проект небогатый, государство такие проекты не финансирует и президентских грантов им не выдают. Да, именно, во-вторых. Потому что «во-первых» – нужно чувствовать ответственность за то, что ты делаешь. Потом установку таблички согласовывают с собственниками здания. Это не всегда просто, иногда – невозможно.
И только потом появляется на стене маленький металлический прямоугольник. Фамилия, имя. Дата рождения. Дата совершенного государством убийства. Дата реабилитации.
Их немного – чуть больше тысячи по стране, этих табличек. В основном, конечно, в больших городах. Но есть, например, и в селе Купрос Пермского края – тамошняя жительница Лидия Лялько вспомнила про своего деда, Валентина Старцева. Простого крестьянина убили за то, что он – «активный участник ликвидированной повстанческой организации», «проводил среди колхозников контрреволюционную пораженческую агитацию, стараясь доказать неизбежность падения советской власти», «восхвалял старый царский строй и доказывал нерентабельность в колхозах», а также готовил «свержение советской власти путем вооруженного восстания».
Ну, то есть, ни за что, как и многих прочих. Реабилитирован в 1989-м.
Табличек немного, и они несут потери. На днях сразу шестнадцать (!) сняли со стены дома №23 по улице Рубинштейна в Петербурге. Много лет они там висели, а теперь вот оказались не по нраву трем особенно активным жильцам. Активисты забросали управляющую компанию гневными письмами, таблички убрали (хотя установку их, разумеется, до того согласовывали с собственниками помещений).
От журналистов активисты прячутся, фамилии скрывают. Одна только дама – на условиях анонимности – вступила в полемику: «“Вы знаете, что у нас погибли руферы. Ну давайте сейчас их товарищи придут, повесят таблички и уйдут счастливые-радостные”. А когда ей попытались возразить – есть все-таки разница между тем, как погибли двое любителей гулять по крышам недавно, и тем, как государство убило невиновных, ответила не без обиды: ““Их не убили… я не буду с вами эту тему обсуждать, у меня свое мнение, свое видение на эту тему”.
Стыд и гордость
В Петербурге табличкам особенно как-то не везет. Против них – не только ранимые любители государственного людоедства из числа частных лиц, но также и чиновники. Еще два года назад городской Комитет по строительству и рекламе обнаружил, что на таблички «не распространяются городские постановления, которые регулируют выдачу разрешений на установку и эксплуатацию рекламных конструкций и объектов для размещения информации», и вынес заключение: «Принимая во внимание отсутствие утвержденных требований к внешнему виду и размещению мемориальных табличек, их установка на фасадах зданий в настоящее время не соответствует требованиям действующего законодательства и, по мнению комитета, нецелесообразна». Впрочем, и тогда все началось с заявления неравнодушного гражданина, некоего Александра Мохнаткина, который называл себя помощником депутата Милонова. Милонов, правда, говорил, что помощника давно уволил, а порыв его осудил. Но факт есть факт – формальные основания демонтировать вообще все знаки «Последнего адреса» в Петербурге есть, и висят они только по недосмотру начальства.
Таблички маленькие, история, вроде бы, тоже мелкая, но это только на первый взгляд. Открываем свежее исследование «Левада-Центра» («Левада-Центр» признан в РФ иностранным агентом, иными словами, это единственная крупная социологическая контора, которая не легла под Кремль, и материалам которой, соответственно, вполне можно доверять; ярлык «иностранного агента» теперь как знак качества). Респондентов спрашивают, чем они гордятся, а также – из-за чего испытывают стыд. С гордостью – без неожиданностей: Победа, освоение космоса, Крым.
(Наверное, стоит отметить, что первые две строчки в рейтинге – достижения СССР, сегодня наши успехи в космосе – стабильный рост благосостояния Дмитрия Рогозина да новости вроде следующей: «В российском сегменте МКС сломался туалет».)
Интереснее самый популярный ответ на вопрос «Чего вы стыдитесь?» На первом месте – «Разрушение СССР». 49%, почти половина опрошенных. Это веха: исследование проводится с 1999 года, и распад империи впервые вырвался на первое место в списке событий, за которое россияне испытывают стыд. До того стабильно лидировала совсем другая беда: «Великий народ, богатая страна, а живем в вечной бедности и неустроенности».
Государственное победило человеческое в людях, речь именно об этом.
Осквернители могил
Российская Федерация – правопреемница Советского Союза, и сейчас, кажется, совсем уже стало понятно, как именно понимается это самое правопреемство. Нет, конечно, международные договоры, ядерное оружие, право вето в Совбезе ООН – это все очень важные вещи. Но куда важнее как раз первенство государственного по отношению к человеческому. Возможность и право видеть в человеке мелкий инструмент для решения государственных задач, к составлению списка которых человек никакого отношения не имеет.
Государство последовательно борется с собственной историей, старается ликвидировать возможности к честному обсуждению того, что происходило (или правильнее – «что творили»?) со страной в ХХ веке, избавиться от правды, пробившейся наружу в тяжелые восьмидесятые и лихие девяностые. Свести все к удобной идеальной схеме: государь-император на белом коне, потом сразу – победа в Великой отечественной, полет Гагарина и Крым как первый серьезный шаг к восстановлению утраченного величия. Всего прочего не то, чтобы не было, – ему просто не находится места в официальной версии истории государства российского.
Зачем ковыряться в ранах, зачем ворошить архивы? Зачем эти нелепые таблички на стенах? Ну, подумаешь, убили кого-то без вины, зато войну выиграли и в космосе были первыми.
Да, стоит, пожалуй, напомнить, что иногда историю уничтожают буквально, физически. Именно этим заняты, например, осквернители могил из Российского военно-исторического общества в урочище Сандармох, которые пытаются объявить «ненаряженных» (то есть негодных к лагерным нарядам), убитых там палачами из НКВД, жертвами финской военщины. История длится уже второй год, а началась она с письма в РВИО от исполняющего обязанности министра культуры Карелии Сергея Соловьева, которое уместно процитировать, потому что там важные есть слова: «Спекуляции вокруг событий в урочище наносят ущерб международному имиджу России, закрепляют в общественном сознании граждан необоснованное чувство вины перед якобы репрессированными представителями зарубежных государств и позволяют выдвигать необоснованные претензии к нашему государству». И, конечно, сведения о Сандармохе используются враждебными России государствами в «деструктивных информационно-пропагандистских акциях». Как без такой оговорки в наше-то время.
Нас победили
Причем тут «представители зарубежных государств» – не знаю, там в земле – наши. Работяги, интеллигенты, священники. И великий реставратор Александр Анисимов, открывший миру Богоматерь Владимирскую, и самые обычные люди, оказавшиеся лишними в первом из советских лагерей, непригодными для тяжелых работ.
А ключевые слова в письме врио в РВИО, конечно, – «необоснованное чувство вины перед якобы репрессированными». Очень это хорошо рифмуется с чувством стыда, которое половина россиян испытывает теперь за развал Советского Союза. Видимо, обоснованным.
Я, может быть, слишком хорошо думаю о людях, но думаю вот – если вопрос несложный, то люди способны его понять. Люди понимают смысл простых слов. И если они говорят, что им за что-то стыдно, то и собственную ответственность за происшедшее готовы признать хотя бы отчасти. И, оказывается, в 2020-м почти половине жителей РФ стыдно – именно стыдно! – за крушение СССР.
Если тебе стыдно за события прошлого, особенно за такие, на исход которых ты не мог повлиять, значит, ты готов что-то сделать, чтобы исправить ранее совершенные ошибки или не допустить их повторения. Это и есть ответственность.
Конечно, советская история не состоит сплошь из черных пятен. Победа была, и Гагарин был в космосе. Вопрос, разрыв, в том, что важнее – свершения или бесконечный ряд осужденных без вины, замученных, убитых. Достижения, которые государство объявляет своими, выпихивая рядового человека на обочину истории, или жизнь рядового человека.
На самом деле именно здесь – сердце, средоточие всех государственных интеллектуальных потуг. Про это и пропаганда, ради этого и война с историей. Государство пыжится быть империей, государство рвется вернуть себе право вынести рядового человека за скобки. Государству нужна возможность творить с человеком все, что государство посчитает нужным.
И по правилам игры требуется, чтобы человек на это согласился. Ну, знаете, это как с вампиром – говорят, если ты сам вампира в дом не пригласишь, он не сможет войти. Зато если пригласишь – не обессудь. Выпьет кровь, работа такая. Ничего личного.
Идеальный, между прочим, лозунг для государства, которое пытается здесь вылупиться, достроить себя, развернуться в полную силу – «Ничего личного».
Оплакивая Союз, человек как раз и приглашает в дом вампира. Не будет ведь ни социальной справедливости (что бы мы там за этими словами не прятали), ни уверенности в завтрашнем дне, ни бесплатной медицины с образованием, ни прочих советских радостей, находившихся, честно сказать, где-то между полной нищетой и окончательным убожеством.
Будет только государственная тотальность, внутри которой человек – инструмент. Иногда, нужный, а иногда – «ненаряженный», от которого не грех избавиться. И если человека удалось убедить, что ему это нужно, именно вот это, а не нормальная человеческая жизнь, шанс на которую, кажется, все-таки и у нас был, – значит, государство у человека опять выигрывает.
А маленькие металлические таблички с именами людей, которых государство убило за просто так, – поперек главной государственной дороги. «Последний адрес» как последний заслон.
Да, кстати, можно ведь помочь «Последнему адресу».