Дом 23 на улице Рубинштейна стал одним из первых петербургских адресов проекта «Последний адрес». В марте 2015 г. появилась одна табличка — в память об инженере-экономисте Эрихе-Аршаваре Аваляне, на другой год установили еще 15. Люди разных национальностей — латыш, немец, грек, еврей, армянин, поляк, русский. Люди разных профессий — инженер, музыкант, военный моряк, санитарный инспектор, портье, есть и один внештатный сотрудник НКВД. Каждого из этих 16, живших в одном доме, арестовали и расстреляли в 1937–1938-м, а спустя десятилетия реабилитировали.
В большинстве случаев ни место расстрела, ни место захоронения жертв политических репрессий неизвестны.
И такая табличка — неброская, размером чуть больше ладони — единственное место, куда могут прийти и положить цветы их близкие и все те, кто хранит память о жертвах террора и не желает его повторения.
Но есть и противники. Один из особо яростных — Александр Мохнаткин, развернувший еще в 2018-м активную кампанию по привлечению к ответственности тех, кто, по его мнению, незаконно устанавливает знаки «Последнего адреса». Мохнаткин (в ту пору помощник депутата Госдумы Виталия Милонова) писал заявления во все инстанции, призывая приравнять памятные знаки к незаконной рекламе и «принять меры».
Чиновники констатировали правовую неопределенность — признав, что таблички не являются мемориальными досками (а потому не требуют такой же процедуры согласований с КГА и КГИОП), не смогли представить внятной пошаговой процедуры для установки знаков «Последнего адреса». Руководство КГА, отвечая Мохнаткину, тогда сообщало, что для памятных табличек порядок установки «не определен, требования к их внешнему виду и размещению не предусмотрены», так что «правовые основания для установки указанных табличек отсутствуют».
Но вместо того, чтобы инициировать разработку таких оснований, ведомство просто пришло к выводу:
раз нет правовых оснований, значит, «их установка не соответствует требованиям действующего законодательства и, по мнению комитета, нецелесообразна».
«Чиновники предлагали мне семь разных способов согласования табличек, — пояснял «Новой» куратор проекта «Последний адрес» в Петербурге Николай Иванов.— Мы выбрали тот, что регламентирует появление дополнительных элементов фасада, в том числе табличек-указателей (Постановление правительства Петербурга № 40 31.01.2017. — Прим. ред.), где решение остается за жильцами дома».
Несколько дней назад один из жильцов дома 23 по ул. Рубинштейна Александр Друзь обратил внимание на то, что все 16 памятных знаков демонтировали.
Александр Мохнаткин, хоть и принялся тут же активно поддерживать «зачистку» в соцсетях, на этот раз оказался ни при чем и о демонтаже 16 табличек, по его словам, сам узнал со стороны.
Фото: фейсбук Бориса Вишневского
В ООО «ЖКС Северо-Запад» пояснили, что дом 23 по Рубинштейна взяли в управление год назад. И почти год собственница одной из квартир по имени Дина (уверяющая, что живет в этом доме с рождения) постоянно требовала разобраться с табличками — ставя под сомнение законность их установки. Управляющая компания обращалась за разъяснениями в различные смольнинские комитеты и районную администрацию, но не получила никаких подтверждений согласования знаков «Последнего адреса». Дина же, в компании с еще двумя «активными жильцами», продолжала жаловаться. Решением этой тройки таблички и были сняты.
В «ЖКС Северо-Запад» отрицают причастность к демонтажу — уверяют, что жильцы-активисты памятные знаки и свинтили. Но признают, что сами таблички находятся в офисе управляющей компании, и выражают готовность передать их «в соответствующее учреждение» или повесить на место, когда все формальности будут улажены и завершится покраска фасада.
Однако если ремонт кровли и парадных тут близок к концу, то за фасад еще и не принимались. Кроме того, таблички изготавливались на собранные проектом «Последний адрес» пожертвования, в том числе средства родственников тех, кому таблички посвящены (каждая стоит около 4 тыс. рублей). Спрашивается — на каком юридическом основании кто-то их снял и забрал? Где документы, обосновывающие и фиксирующие такое изъятие? Иначе как самоуправством с присвоением чужой собственности это не назовешь. И почему, спрашивается, воля трех собственников стала руководством к действию? Множество других выражают возмущение этой некрасивой историей, не скупясь на самые жесткие определения в адрес остающихся анонимными инициаторов демонтажа и призывая «вычислить, поймать и надрать им уши».
На сайте «Наш Санкт-Петербург» поводов для недовольства у жителей дома полно — всюду грязь и разруха, по лестницам шприцы валяются, стены поражены грибком, тараканы и прочие насекомые. Зафиксировано свыше 700 жалоб, автором львиной доли значится Кирилл П. (на сайте не указано полное имя). Можно предположить, что это один из собственников Кирилл Полысаев, который ведет сайт дома, где и сформулировал свою позицию по табличкам «Последнего адреса»: «о терроре забывать нельзя, но надо все делать правильно», а «у собственников нашего дома разрешения почему-то не спросили».
Как рассказала «Новой» координатор петербургской группы проекта «Последний адрес» Евгения Кулакова, согласие жителей — обязательное условие установки табличек. Заручиться им можно по-разному: через решение общего собрания собственников (но проводятся они довольно редко) или получив разрешение представляющего их интересы главы совета многоквартирного дома.
«Если нет никакого представителя и совещательного органа собственников, тогда мы сами ходим по квартирам и опрашиваем, — поясняет Евгения. — Но в случае с домом 23 по Рубинштейна мы получили письменное согласие такого представителя».
Редакцию «Новой» ознакомили с этой бумагой. Оформлялась она еще перед установкой первой таблички по заявлению двоюродного брата Эриха-Аршавара Аваляна. На заявлении написано «не возражаю», подписано председателем совета многоквартирного дома Оксаной Александровной А. Хотя Полысаев утверждает, что ни «такая персона», ни сам совет дома общим собранием собственников не выбирались. Более того, женщина в этом доме уже не живет — переехала.
Есть и другой пример. В доме 19 на пр. Добролюбова люди своими силами отремонтировали парадную, восстановив мраморную лестницу, 42 витража и камин, вернули на каждый этаж зеркала, воссоздали историческую наружную дверь.
И когда к ним пришел «Последний адрес», не просто поддержали, а нашли еще двоих репрессированных — сами ходили в архив ФСБ, переписывали дела (не родственникам копии не дают).
К возвращению демонтированных на Рубинштейна 16 табличек подключились депутат ЗакСа Борис Вишневский и депутаты МО «Владимирский». Во вторник Вишневский наведался в управляющую компанию и убедился: таблички у них, в целости и сохранности.
«Говорят, что после окончания ремонта (две-три недели) привинтят таблички на место, — сообщил парламентарий. — Но остается открытым вопрос о том, что делать, если кто-то из жильцов опять захочет их снять…»
«Эти таблички за те годы, что они там висят, стали важной составляющей улицы Рубинштейна, неотъемлемой ее частью, — убеждена Евгения Кулакова. — Там постоянно кто-то стоит, читает, подходят экскурсионные группы или отдельные люди. Никогда наши таблички не подвергались вандализму. И как нам кажется, жители дома в большей части своей эти таблички поддерживают. Теперь нам предстоит это проверить — раз сложилась такая ситуация, раз есть те, кто активно против. Нужно узнать мнение всех — провести опрос, собрание, как получится. Надеемся, верим, что большинство будет за.
АЛЕКСЕЙ ГЕРМАН-МЛАДШИЙ, РЕЖИССЕР:
— Есть вещи запредельные по цинизму. Нельзя уничтожать упоминания о репрессированных. Отношение к истории бывает разным, но есть память и правда, а правда — что многие были уничтожены бесцельно, просто так. И имена на стенах домов, имена погибших нельзя трогать.
Это стыдно, это позор, дом на улице Рубинштейна, где у нас квартира, теперь лишился памяти жертв, их цинично сняли, я хочу спросить: а кто и по какому праву демонтирует память о невинных жертвах? Кто из жильцов добился этого незаконного решения? Я слышал, что организаторами этого позора являются всего три человека из огромного дома.
И еще. В доме тараканы, бомжи, женщинам угрожали ножами уроды, сомнительные отели с непонятными постояльцами, ходят наркоманы — все в курсе, что дом сложный, криминальный, но оказывается, что главная проблема — мертвые.
ВЛАДИМИР ШЕНДЕРОВИЧ, ЖИТЕЛЬ ДОМА:
— Я родился и прожил здесь более 23 лет. В 1943-м мой папа, чудом избежавший неудачный «заплыв» в Дубровке (двум из отличившихся десяти лодок десанта поступила команда «отбой», так как восемь немцы утопили), вернулся в краткое увольнение в квартиру № 17 этого дома. Его комнату успел занять какой-то полковник-тыловик. Отец, с боевым опытом финских и синявинских боев, сумел объяснить «рэкетиру» все последствия его так называемого вселения. Захватчику дали другой вариант проживания, а отцу по случаю моего появления на свет предоставили 24-метровую комнату в квартире № 25.
По соседству оказалась Рита Львовна Учитель, мужа которой в 37-м унесли сталинские чистки. При ее жизни много раз уговаривал тетю Риту поискать и увековечить память о муже. Боялась. Молчала. Тихо умерла.
Мне так и не довелось добавить такую табличку нашему дому. А «Сереге-хулигану», с которым мы, сокращая дорогу, бегали в нашу 206-ю и которым пугали детей Троицкого двора, уже и памятник воздвигли. Я лично люблю творчество Донатовича, но, может быть, кому-то и оно покажется излишним? Может быть, и Довлатова из Троицкого двора изгоним?