Дань памяти в Орле — под полицейским надсмотром

В минувшее воскресенье в Орле в рамках всероссийского движения «Последний адрес» были установлены информационные знаки в память о репрессированных горожанах. Знаковое событие было омрачено вмешательством полиции, которая поджидала людей буквально у каждого дома-адреса жертв террора, понуждая оправдываться и давать показания. Слава Богу, в автозак не сажали!

 

 

Особенный город

Что такое «Последний адрес»? Если коротко — проект народного мемориала по увековечению памяти жертв политических репрессий. Устанавливается имя и последний адрес проживания человека, которого обвинили по ложным основаниям, погубили, а затем признали ошибку и реабилитировали. По инициативе заявителя, а им может стать любой гражданин, изготавливается типовой знак, размером с ладонь, с минимальной информацией о жертве. Он устанавливается на том доме — последнем адресе жизни репрессированного, откуда его увезли в застенки НКВД. Все просто и очень больно. Сообщая о предстоящем мероприятии в Орле, руководитель проекта «Последний адрес» журналист Сергей Пархоменко, написал: «Орел был для всех нас, кто работает в «Последнем адресе», особенным, очень долгожданным городом. Дело в том, что это единственное место в России, где есть «Камни преткновения». Это мемориальные знаки огромного европейского проекта «Stolpersteine», в рамках которого устанавливаются памятные знаки с именами жертв гитлеровского нацизма. Наверное, многие из вас видели эти латунные «булыжники», вмонтированные прямо в каменную мостовую или в асфальт под ногами на улицах городов в Германии, Австрии, Венгрии, Чехии… Сегодня установлено уже больше 50 000 камней преткновения в 650 городах 13 разных стран. Есть четыре «Камня преткновения» и в Орле — с именами тех, кто погиб здесь в период немецкой оккупации. «Последний адрес» с самого начал был вдохновлен именно потрясающим опытом «Stolpersteine». Именно после того, как увидел эти «Камни преткновения» в Вене и Франкфурте, я пришел весной 2013-го в «Мемориал», с предложением начать и у нас аналогичный проект народного мемориала, только посвященного памяти жертв не Холокоста, а политических репрессий в СССР и России. Идеи «Stolpersteine» стали важнейшими для «Последнего адреса»: и принцип «Одно имя — одна жизнь — один знак», и непременное присутствие за каждой установленной табличкой сегодняшнего, живого человека, который становится его инициатором... А главное — «Stolpersteine» и «Последний адрес» посвящены одному и тому же: осознанию ценности одной-единственной человеческой жизни, вере, что пока память жива, судьба человека еще длится, не кончена. Сегодня два огромных народных мемориала встретятся. «Камни преткновения» пришли в Орел как бы с запада, а «Последний адрес» — с востока. Здесь они будут рядом: просто одни — лежат на мостовых этих улиц, а другие поднимутся на стены домов». Никто не ожидал, что Орел станет единственным из 27 городов России, где уже установлены памятные знаки, в котором благородное дело станет предметом полицейского вмешательства и разбирательства.

Знаки согласия

— В России установлено 1207 памятников жертвам политических репрессий, однако все они располагаются вне городской черты, на отшибе. Как правило, они без имен, не относятся к конкретным личностям, и получается, что ничто в городской среде не напоминает о терроре. А одна из целей тоталитарного режима — как раз уничтожить не просто человека, а память о нем, — объясняет суть проекта Никита Соколов, российский историк, заместитель исполнительного директора Президентского фонда Б.Н. Ельцина по научной работе. — Очевидно, нужно было придумать нечто, что каждодневно напоминало бы об этом ужасе. Камни преткновения в России невозможны — климат не тот, да и грязно у нас. Александр Бродский предложил табличку со знаком пустоты, зияния — тем, что остается после ухода человека из жизни… Это память о повседневном ужасе… Плотность установленных табличек в Москве — 700 м друг от друга. И это только начало.

 

В Орле пока установили пять таких табличек. На фасаде дома № 27 по улице Салтыкова-Щедрина — в память о служащем Александре Романовиче Мазурове, инвентаризаторе Горкоммунотдела. Он расстрелян в декабре 1937 г. как «активный участник контрреволюционной повстанческой офицерской организации, занимавшейся контрреволюционной подрывной вредительской деятельностью с целью вызова массового недовольства населения города». На ул. Ленина, 10, установлена табличка с именем бывшего редактора газеты «Орловская правда» Ивана Антоновича Милковского, расстрелянного в октябре 1938 года по обвинению в «участии в антисоветской правотроцкистской террористической и диверсионно-вредительской организации, существовавшей в Орловской области». Установил знак его сын Сергей Милковский, архитектор, дважды лауреат Государственной премии СССР.

 

На 1-й Пушкарной улице, 27, появилась табличка в память о кассире комбината объединения слепых Викторе Васильевиче Никольском, расстрелянном в ноябре 1937 года за то, что якобы «являясь крайне враждебно настроенным к советской власти, вел среди окружения антисоветскую агитацию с погромными намерениями, т.е. в преступлении, предусмотренном 58 ст. п.10 УК РСФСР, возводил клевету на советскую власть и партию, противодействовал мероприятиям партии и правительства». Изба, из которой сотрудники НКВД выводили его в последний путь, не сохранилась, но хозяева построенного на этом месте после войны деревянного дома согласились разделить память о своем соотечественнике. Так же, как и жители дома № 51 на ул. Московской — здесь появился знак с именем токаря цеха ширпотреба Орловского эксплуатационного техникума железной дороги им. Дзержинского Александра Ивановича Тагезина, расстрелянного в январе 1938 года по обвинению во вредительстве. Как и хозяева дома № 66 по ул. Медведева, где жил главный кондуктор кондукторского резерва Александр Васильевич Король. Он был арестован в ноябре 1937 года и через полтора месяца — в январе 1938 года — расстрелян по обвинению в «шпионско-диверсионной деятельности и антисоветской агитации».

 

Вообще это принципиально важно: памятные знаки последнего адреса жертв политрепрессий устанавливаются только с согласия собственников домов — и неважно, принадлежит этот дом одному человеку, или ста. И в этом смысле все таблички — знаки большого Согласия сограждан на Память.

«Люди боятся…»

«Согласие» искала орловчанка, журналистка Анна Дулевская. — Идея пришла в голову после того, как в Орле объявили о намерении установить памятник Сталину. Отбились. А потом неравнодушные собирались в День памяти жертв политрепрессий. Тогда прозвучала идея о том, что неплохо было бы реализовать в Орле проект «Последний адрес». Персоналии мне помог выбрать Сергей Пархоменко. Здесь, в Орле, краеведы Илья Кушелев и Дарья Фурманская помогли установить места расположения последних адресов жертв, ведь дома изменили с тех пор свою нумерацию, какие-то улицы были переименованы. Вместе с блогером Георгием Саркисяном мы объезжали «адреса», разговаривали с людьми. Профинансировали изготовление табличек тоже орловцы — и простые горожане, и организации — Орловский союз журналистов и редакция «Орловской правды»… Из общения с людьми могу сказать одно: осознанного взгляда на те события прошлого нет. И люди боятся.

Без злобы, но разобраться

— Я перебираю всю жизнь моих родителей по годам, — делится своей болью Сергей Милковский, сын невинно расстрелянного, дважды лауреат Государственной премии СССР. — Для меня ясно, что происходило в нашей стране. А происходил кошмар. ЦК, политбюро во главе с товарищем Сталиным обязали все парторганизации СССР произвести чистку партии. Как бы стирку. И людей растирали. В НКВД были организованы спецотделы для подготовки дел по обвинению граждан. В них готовили уголовные дела…

 

Когда отца арестовывали — это было ночью 24 октября 1937 года, отец сказал маме, прощаясь: правда восторжествует. Почему он так сказал? Потому что на судебном заседании, когда огласили приговор, он сказал: «Это ложь! Все придумано». Вот как судили… Сегодня, я считаю, мы присутствуем на торжестве правды. Откроем пять знаков памятных. Но, думаю, жертв — тысячи… У меня есть список из 22 человек — партийно-хозяйственные деятели Орловской области, составленный в Москве. Здесь значится и мой отец, под номером 13. Все они расстреляны 16 октября 1938 года, говорят, в Медведевском лесу. Наверное, можно и нужно найти эту могилу и перезахоронить людей по-человечески, по-русски. …Мы выжили. Нас тотчас переселили в одну комнату, где мы вчетвером жили десять лет. Потом и из нее выселили — на улицу, под предлогом того, что мама в годы оккупации(!) не платила за коммунальные услуги. Нас приютила соседка, и мы два года жили уже всемером в полуподвальной комнате… Страшное было время. … Я считаю, что нужно обязательно разобраться с тем, что было. И не так, как разбирались с моим отцом. А без злобы, внимательно…

А в стране-то — кризис…

Между тем полиция искала. Не знаю что. Внятного ответа никто так и не получил. Поначалу, на ул. Салтыкова-Щедрина, говорили, что просто проходили мимо и заинтересовались, чем это люди занимаются. Участковый на 1-й Пушкарной заявил, что установка знака нарушает некий «Федеральный закон Орловской области», правда, что это за зверь, объяснить не смог. Полиция Железнодорожного района на Московской говорила, что собравшиеся нарушают «Постановление горсовета», но какое, не поясняла, зато выразила опасение: «вдруг завтра кто-то из собственников будет против знака». А дотошная майор полиции Матяшова, все время с кем-то созванивающаяся по телефону, на ул. Ленина понудила-таки Никиту Соколова оторваться от дела, и пока сын репрессированного стоял на коленях перед бывшим своим домом, историк давал объяснения, с какой такой целью он пожаловал в Орел.