Доходный дом Э.Г. Шведерского – угловой дом с номером 32 по Каменноостровскому проспекту и номером 47 по Большой Пушкарской. В 1918 году Каменноостровский проспект стал называться улицей Красных Зорь, а после гибели Кирова в 1934 году был переименован в Кировский проспект. Большая Пушкарская улица в советское время изменила нумерацию, и дом № 69 по Большой Пушкарской стал домом № 47.
В квартире № 12 этого дома жила семья Сергеевых. В архивном следственном деле Сергея Николаевича Сергеева хранятся документы на бланках с его адресом «Петроград, Каменноостровский прос., 32 А, кв. 12». В 1918 году в квартиру входили через парадную с проспекта, а уже после ареста главы семьи, но до ареста его сына, вход был через двор с Пушкарской.
Отец и сын Сергеевы стали жертвами советского государственного террора с разницей в 20 лет: в 1918 и 1938 годах.
Сергей Николаевич Сергеев родился в 1873 году. Он был женат на Анастасии Степановне Кокоревой. В семье росло двое сыновей: Виктор (1901 г.р.) и Леонид (1904 г.р.).
24 октября 1918 года сотрудники Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией арестовали Сергея Николаевича, проведя в квартире обыск. Вот что он сообщил на первом допросе, произведенном на Гороховой, 2 в день ареста: «Я, потомственный почетный гражданин, Сергей Николаевич Сергеев, прослужил 26 лет на заводе Парвиайнена, вначале в качестве агента по торговле, а потом помощником директора. Уволен был в первые дни февраля 1918 года по постановлению Контрольной комиссии. Причиной своего увольнения считаю свое неподчинение постановлениям заводского комитета».
Завод Парвиайнена – с 1911 года завод Русского общества для изготовления снарядов и военных припасов – был на тот момент одним из крупнейших военных заводов. В начале 1918 года он был национализирован, управление им перешло в руки Общезаводской контрольной комиссии служащих и рабочих, однако помощник директора распорядитель С.Н. Сергеев продолжал участвовать в работе предприятия.
11 августа 1918 года, после первого обыска, Сергеев пишет в правление Русского общества для изготовления снарядов и военных припасов заявление: «… В квартире моей был обыск, в котором принимали участие и некоторые представители заводской организации. Со стороны последней явно выражается крайнее недовольство и претензии за мое будто бы продолжающееся сотрудничество в деле, после того как я считаюсь ими уволенным.
Возвращаясь к прошлому, позвольте напомнить вам, что когда случилось мое фактическое отстранение от моих обязанностей, то я очень настоятельно и как мог убедительно просил тогда Правление опротестовать этот факт перед соответствующими властями и заявить нашим рабочим организациям об официальном моем замещении. Вероятно, по обстоятельствам момента тогда остановились на ином решении <…> Мне предложено было сохранить свое положение в деле, продолжая сотрудничество консультирующим при правлении.
В настоящее время, как по сведениям присутствовавших на обыске, так и по разным слухам, большое раздражение представителей рабочих было вызвано этим обстоятельством. Они говорят: как же так, мы его уволили, он не служит, а делами завода продолжает интересоваться…».
Далее Сергеев просит правление «1. Подтвердить журнальным постановлением мое официальное положение и пребывание в деле с момента отстранения до сего дня, 2. Объяснить это официально организациям рабочих». Также Сергеев обращается к правлению с вопросом о выборе дальнейшей стратегии поведения.
В октябре 1918 года Петроградский комитет Новороссийского общества каменноугольного, железного и рельсового производств, директором которого также был Сергеев, срочно просит Комиссариат путей сообщения выдать Сергееву необходимые документы для поездки на завод в Юзовку «для экстренного выяснения состояния заказа на мосты».
Однако вместо командировки на юг Сергеев был арестован по подозрению в «контрреволюционном саботаже», как и другие руководящие работники Русского общества для изготовления снарядов и военных припасов. В деле при этом нет никаких конкретных обвинений, а следствие в первое время после ареста фактически не велось.
Сергей Николаевич содержался в Дерябинских казармах на Васильевском острове. Там он заболел сыпным тифом и был переведен в госпиталь № 109 на острове Голодай. Об этом мы знаем из прошения его жены Анастасии Степановны, которое она писала на имя следователя 8 декабря 1918 года: «Слезно прошу Вас, товарищ Владимиров, не найдете ли Вы возможным отпустить его для лечения домой, обязуя какими угодно мерами или подписками. Поверьте, что только такое крайне тяжелое положение заставляет меня беспокоить Вас подобной просьбой. Позвольте надеяться, что Вы не оставите мою покорную просьбу и снизойдете к моему тяжелому положению».
11 декабря 1918 года жены арестованных С.Н. Сергеева, В.В. Дмитриева и Б.Г. Харитоновича пишут Зиновьеву с просьбой ускорить рассмотрение дела и отпустить их мужей: «До сего времени, т.е. в течение семи недель, их не допрашивали и обвинения им никакого не предъявлено. <…> Дела никакого нет и быть не может, т.к. наши мужья никакой политикой никогда не занимались, будучи только техниками-специалистами по изготовлению боевых припасов».
Следующее письмо Анастасии Сергеевы, к тому моменту уже вдовы Сергея Сергеева, содержит просьбу выдать ей бумаги, деньги и вещи, взятые при обыске у умершего в заключении мужа.
Сергей Николаевич Сергеев умер от сыпного тифа 16 декабря 1918 года. В 2004 году он был реабилитирован прокуратурой Санкт-Петербурга «за отсутствием состава преступления».
Виктор, старший сын Сергея Николаевича, не пережил случившегося и покончил с собой.
Леонид Сергеевич Сергеев, младший сын, дожил до 1938 года. Семье после ареста отца удалось удержаться в части принадлежавшей им квартиры № 12. Мать Леонида, отчаянно хлопотавшая в 1918 году за своего арестованного мужа, к 1937 году работала делопроизводителем в народном суде Смольнинского района.
У Леонида Сергеевича была своя семья: жена Ксения Михайловна и дочь Татьяна, которой к моменту ареста отца было четыре года. Сам он отучился три года в Горном институте и работал с 1924 года: сборщиком моделей на заводе «Русский дизель», техником по технологическому процессу на заводе «Конструктор», инженером по оборудованию Ленинградского коксогазового завода, а перед самым арестом – технологом на заводе «Сирокко». Членом партии он никогда не был, с 1924 года был членом профсоюза.
Леонида Сергеевича арестовали 8 апреля 1937 года. «Свое участие в контрреволюционной организации я отрицаю», - записано в начале протокола допроса 28 мая 1937 года. Но уже на этой же странице появляются стандартные для того времени «покаянные» формулировки: «Я решил больше не скрывать от следствия свою контрреволюционную деятельность…». Далее в деле – еще несколько допросов, в которых Сергеев «разоблачает» себя и своих знакомых и коллег, в частности, Нила Александровича Дурново, с семьей которого дружили Сергеевы. В завершении так называемого «следствия» - расписка Сергеева в том, что он скрыл от следствия, что его отец имел капитал в сумме 15 000 рублей.
Имя Л.С. Сергеева (как и имя упомянутого выше Н.А. Дурново) есть в сталинском расстрельном списке, утвержденном 3 февраля 1938 года лично Сталиным, Молотовым, Кагановичем и Ворошиловым. Вынесенный заранее приговор был оформлен в суде 26 февраля 1938 года. Согласно протоколу, заседание выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР длилось всего 20 минут. Сергеев был признан виновным по ст. 58-6 (шпионаж), 58-7 (вредительство), 58-8 (терроризм), 58-11 (организационная контрреволюционная деятельность). Приговор был приведен в исполнение на следующий день, 27 февраля 1938 года. Ему было 34 года.
Леонид Сергеевич Сергеев был реабилитирован в 1958 году «за отсутствием состава преступления».
Его жена, счетовод завода «Вулкан» Ксения Михайловна Сергеева, 23 апреля 1938 года была осуждена Особым совещанием при НКВД СССР на пять лет ИТЛ как «член семьи изменника Родины».
Из воспоминаний Татьяны Леонидовны Сергеевой: «Через год арестовали маму. Она пять лет сидела в исправительно-трудовом лагере в Потьме. Встретились мы с ней только в 1943 году. Вот тогда мама и начала вспоминать и рассказывать о папе, хотя ей было очень тяжело. Воспоминания о папе у меня остались только по рассказам мамы, наших родственников и друзей. До ареста папа работал инженером по оборудованию Ленинградского коксогазового завода. К работе относился очень ответственно, его ценили и уважали. Папа был очень веселым, жизнелюбивым. У него было много друзей, которые его очень любили, так же как он их. Был очень хорошим мужем и отцом, но, к сожалению, очень недолго.
Светлая ему память».
В 2010 году на Левашовском мемориальном кладбище потомки Сергеевых установили два креста: Сергею Николаевичу и Леониду Сергеевичу, а также расстрелянным по делу Леонида Сергеевича (Н.А. Дурново и еще семи осужденным).
Архивные фотографии и документы
