Москва, Гагаринский переулок, 6
На карте На карте

| 26 декабря 2015

Фото с сайта pastvu.com

На этом месте стоял знаменитый “писательский” дом (или, точнее, “писательская надстройка”): кооператив товарищества “Советский писатель”, построенный в начале 1930-х годов способом надстройки бывших Нащокинских палат на два и три этажа. Дом стал одним из первых кооперативных домов в Москве. К сожалению, в 1974 году дом снесли, но на глухой стене построенного рядом многоквартирного кирпичного жилого дома, сохранилась темная полоса: говорят, это отпечаток того самого, старого, писательского. Дошли до наших дней и фотографии, и воспоминания о той знаменитой «надстройке».

Подробно о доме и его жильцах можно прочитать в книге Леонида Видгофа "Но люблю мою-курву-Москву". Осип Мандельштам: поэт и город". Здесь жили многие писатели: Всеволод Иванов, С. Кирсанов, В. Ардов, В. Билль-Белоцерковский, Антал Гидаш, Мате Залка, И. Ильф, Е. Петров, А. Файко, Перец Маркиш, Ю. Нагибин и др. Здесь жил и умер М. А. Булгаков. Именно здесь он написал свой самый знаменитый роман "Мастер и Маргарита".

Сюда в конце 1933 года переехал и Осип Эмильевич Мандельштам. С женой он поселился в квартире №26, но прожил в этой квартире не более полугода. Здесь было написано стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны“, которое во многом послужило причиной ареста и гибели поэта.
Это была мечта многих писателей: переехать в пусть небольшую, но все-таки собственную квартиру. В доме не было лифта, а квартира Мандельштама была на пятом этаже, строительные работы еще продолжались. В квартире были две комнаты, передняя и кухня, но еще не было ни газовой плиты, ни ванны. «Библиотечные полки Осип Эмильевич построил довольно примитивно: с двух сторон положил кирпичи, прикрыл доской, на доске снова кирпичи, снова доска – так он оборудовал несколько рядов. А вообще в квартире пустые стены. Нет у него денег на мебель первой необходимости», – такую цитату из воспоминаний М.В. Талова, поэта и переводчика, знакомого Мандельштама, приводит в своей книге Леонид Видгоф.

«Квартирка казалась нам очаровательной. Маленькая прихожая, напротив — дверь в крошечную кухню, направо — неописуемая роскошь! — ванная, рядом уборная. На той же правой стене вход в жилые комнаты, в первую узкую и длинную проходную, за ней такой же длины, но гораздо шире — большая комната, причем обе они начинались близко от дверей, так что первая почти не ощущалась как проходная. Газовой плиты еще не было, поэтому кухня использовалась как третья жилая комната. Она была предназначена для гостей. Стряпали в прихожей на керосинке, а когда, наконец, плиту привезли, то и ее установили там же», – вспоминает Эмма Герштейн. – Убранство квартиры было замечательным: его почти не было. В большой комнате, на стене направо от входа, во всю ширину комнаты были помещены дощатые некрашеные полки, а на них установлены книги из библиотеки Мандельштама, бог знает где хранившиеся все эти годы. Помимо итальянских поэтов я помню Батюшкова без переплета, кажется, это были “Опыты...”, “Песни, собранные П. В. Киреевским”, “Стихотворения” А. С. Хомякова, “Тарантас” В. А. Соллогуба с рисунками Г. Гагарина. Кроме книг в каждой комнате стояло по тахте (то есть чем-нибудь покрытый пружинный матрац), стулья, в большой комнате простой стол и на нем телефон. Эта пустота и была очаровательна».

В доме у гостеприимных Мандельштамов часто собирались друзья и коллеги по писательскому цеху: Анна Ахматова, Борис Пастернак, Владимир Нарбут, Михаил Зенкевич, Владимир Яхонтов, Лев Гумилев и др.

Одно из первых стихотворений, написанных Мандельштамом в своем новом жилье, передает его тогдашнее состояние души:

Квартира тиха, как бумага,
Пустая, без всяких затей,
И слышно, как булькает влага
По трубам внутри батарей.

Имущество в полном порядке,
Лягушкой застыл телефон,
Видавшие виды манатки
На улицу просятся вон.

А стены проклятые тонки,
И некуда больше бежать,
И я как дурак на гребенке
Обязан кому-то играть.

Наглей комсомольской ячейки
И вузовской песни бойчей,
Присевших на школьной скамейке
Учить щебетать палачей.

Пайковые книги читаю,
Пеньковые речи ловлю
И грозное баюшки-баю
Колхозному баю пою.

Какой-нибудь изобразитель,
Чесатель колхозного льна,
Чернила и крови смеситель,
Достоин такого рожна.

Какой-нибудь честный предатель,
Проваренный в чистках, как соль,
Жены и детей содержатель,
Такую ухлопает моль.

И столько мучительной злости
Таит в себе каждый намек,
Как будто вколачивал гвозди
Некрасова здесь молоток.

Давай же с тобой, как на плахе,
За семьдесят лет начинать —
Тебе, старику и неряхе,
Пора сапогами стучать.

И вместо ключа Ипокрены
Давнишнего страха струя
Ворвется в халтурные стены
Московского злого жилья.
                   Ноябрь 1933


В ночь с 16 на 17 мая 1934 года в квартиру №26 постучались. Пришли с обыском, который длился всю ночь. Вот что об этом напишет позже Анна Ахматова в «Листках из дневника»: «Мы все сидели в одной комнате. Было очень тихо… Следователь при мне нашел “Волка” и показал О.Э. Он молча кивнул. Прощаясь, поцеловал меня… Его увели в семь утра. Было совсем светло».

Изъяли 48 листов рукописей, а на следующий день пришли снова с повторным обыском. Но жена Осипа Эмильевича, Надежда Яковлевна, ее брат Е.Я. Хазин, Анна Ахматова и Эмма Герштейн успевают вынести из дома часть рукописей поэта: «Вчетвером, один за другим, через небольшие промежутки времени, мы вышли из дому – кто с базарной корзинкой в руках, кто просто с кучкой рукописей в кармане. Так мы спасли часть архива», – вспоминала Надежда Мандельштам.

На Лубянке Мандельштам попытался покончить с собой, разрезав себе вены спрятанной в подошве ботинка бритвой. Но попытка самоубийства не удалась.

На первом же  допросе 18 мая 1934 года поэт признался, что написал эпиграмму на Сталина, и назвал тех, кому он это стихотворение читал.

Осипа Мандельштама держали на Любянке недолго: через 10 дней после ареста, 26 мая, поэта приговорили к ссылке на три года в город Чердынь на Каме (под Пермью). Жене разрешили с ним поехать. В ссылку они уехали 28 мая. В Чердыни Мандельштам вновь попытался покончить собой, выбросившись из окна второго этажа местной больницы. Он упал на клумбу под окном и отделался вывихом и переломом правого плеча.

С первого дня ареста за освобождение поэта хлопотали Борис Пастернак, Анна Ахматова, Николай Бухарин. Последний в начале июня пишет Сталину письмо, на котором есть резолюция вождя: “Кто дал им право арестовать Мандельштама? Безобразие”.

10 июня особое совещание при коллегии ОГПУ пересмотрело дело, отменило ссылку и разрешило Мандельштаму провести оставшийся срок в любом месте, кроме Московской и Ленинградской областей и десяти других городов. 16 июня Мандельштамы приезжают в Москву из Чердыни на несколько дней и едут в Воронеж, где живут до мая 1937 года, когда закончился трехлетний срок ссылки.

Но возвращение в Москву было недолгим: Осим Эмильевич не получил разрешения остаться в столице, да и их квартира была занята другими жильцами. В июне 1937 года Мандельштамы сначала едут в Савелов (часть города Кимры), а затем в Калинин (Тверь). Время от времени они приезжают в Москву на несколько дней и останавливаются у друзей.

2 марта 1938 года Литфонд выделяет Мандельштамам две бесплатные путевки на два месяца в пансионат «Саматиха», в районе станции Черусти между Москвой и Муромом. Именно там 3 мая Осипа Эмильевича вновь арестовывают и через три месяца дают пять лет исправительно-трудового лагеря за контрреволюционную деятельность, а еще через месяц – в  начале сентября 1938 года – отправляют в лагерь во Владивосток, куда он прибыл 12 октября. Уже оттуда он пишет письмо жене и брату:

«Дорогой Шура!
Я нахожусь — Владивосток, СВИТЛ, 11 барак. Получил 5 лет за к. р. д. по решению ОСО. Из Москвы, из Бутырок этап выехал 9 сентября, приехали 12 октября. Здоровье очень слабое. Истощен до крайности. Исхудал, неузнаваем почти. Но посылать вещи, продукты и деньги не знаю, есть ли смысл. Попробуйте все-таки. Очень мерзну без вещей.
Родная Надинька, не знаю, жива ли ты, голубка моя. Ты, Шура, напиши о Наде мне сейчас же. Здесь транзитный пункт. В Колыму меня не взяли. Возможна зимовка.
Родные мои, целую вас.
Ося.
Шурочка, пишу еще. Последние дни я ходил на работу, и это подняло настроение.
Из лагеря нашего как транзитного отправляют в постоянные. Я, очевидно, попал в “отсев”, и надо готовиться к зимовке.
И я прошу: пошлите мне радиограмму и деньги телеграфом».

Умер Осип Эмильевич Мандельштам 27 декабря 1938 года в лагере. О смерти мужа Надежда Мандельштам узнала только в конце января. 5 февраля 1939 года ей вернули на почте посланный в лагерь денежный перевод с припиской: «За смертью адресата».

Осипа Мандельштама реабилитировали в 1956 году. Надежда Мандельштам пережила своего мужа на 42 года: она скончалась в 1980-м.


26 декабря 2015 года «Последний адрес» прикрепил на дом табличку памяти Мандельштама. Видеозапись церемонии смотрите здесь.

Фото: Мария Олендская

Неправильно введен e-mail.
Заполните обязательные поля, ниже.
Нажимая кнопку «Отправить» вы даете согласие на обработку персональных данных и выражаете согласие с условиями Политики конфиденциальности.