Дом № 3/5 по 4-му Сыромятническому переулку был построен в 1927-1930 годах в типичном для того времени стиле конструктивизма. Архитектор Георгий Мапу задумал и спроектировал здание как дом-коммуну. Три шестиэтажных корпуса должны были образовывать пятиугольный двор, но этот замысел архитектора реализовать не удалось. К 1930 году построили и заселили только два из трех задуманных корпусов, а в середине 1950-х промежуток между ними был застроен.
Согласно списку «Расстрелы в Москве», по меньшей мере восемь жителей этого дома были расстреляны в период сталинских репрессий с 1937-го по 1943 год. Одному из них сегодня мы установили памятный знак.
Иван Николаевич Гусаров родился в 1894 году в селе Ромашкино Бузулукского уезда Самарской губернии (впоследствии – Куйбышевский край) в крестьянской семье. Он был старшим из четверых детей: у Ивана было два брата – Алексей и Аркадий – и сестра Антонина.
Жизнь Ивана Гусарова с ранних лет была связана с железной дорогой: он окончил три класса железнодорожной технической школы, затем стал помощником машиниста, потом – машинистом. Он работал в Оренбургской области, водил составы в Казахстан.
Совсем молодым человеком Гусаров женился на Александре Ивановне Рубцовой, в 1917 году у них родилась дочь Тамара. Однако совместная жизнь не сложилась, и вскоре семья распалась.
Из дела Гусарова следует, что во время Гражданской войны, в 1918-1920 годах, он жил на станции Курган, на территории, занятой чехами, где в течение 10 дней работал машинистом бронепоезда, перевозившего продовольствие белым. Разумеется, в дальнейшем этот эпизод его биографии не прошел мимо внимания следователей НКВД, как и работа на паровозе при армии Колчака. Впервые Гусарова арестовали в 1921 году, когда Омск заняли красные: его обвинили в добровольной службе у Колчака. Из материалов дела следует, что при Колчаке Гусаров выполнял свою обычную работу – водил паровозы, а также был инспектором Омского технического училища. Через два месяца он вышел на свободу «за недоказанностью вины».
Были еще аресты: в 1923-м и 1929 годах. Оба раза Гусарова обвиняли в крушении поездов и приговаривали к двум годам условно. Тогда же, в 1929 году, ненадолго был арестован и младший брат Ивана, Алексей (он также служил недолгое время в армии Колчака), по подозрению в участии в Промпартии, но через месяц его отпустили.
В 1925 году Гусаров вступил в партию, но уже в 1928-м выбыл из нее по собственному желанию. В разговорах с сослуживцами Иван Николаевич не скрывал своего критического отношения к власти и ВКП(б). Один из свидетелей по делу Гусарова приводит на допросе его слова: «Сейчас арестовывают и исключают из партии самых лучших людей. Раньше я тоже состоял в партии и выбыл лишь потому, что в партии состоят тюхи да матюхи. И я сейчас чтобы пошел в партию – никогда, будь она проклята».
В начале 1930-х годов Гусаров переехал в Москву и устроился на работу старшим инженером по ремонту паровозов на Ленинской (Московско-Рязанской) железной дороге, затем – машинистом московского депо железной дороги имени Дзержинского, но проработал там недолго: 27 ноября 1937 года его арестовали и поместили в Бутырскую тюрьму. Согласно обвинению он якобы «систематически вел антисоветскую троцкистскую агитацию, распространял контрреволюционную клевету на ВКП(б), организовывал крушения поездов и вел диверсионно-вредительскую работу по разрушению паровозного парка».
Следствие длилось меньше месяца. 16 декабря 1937 года тройка УНКВД по Московской области приговорила Ивана Николаевича Гусарова к расстрелу, и через три дня, 19 декабря 1937 года, его расстреляли на Бутовском полигоне. Ему было 43 года.
Единственная фотография, оставшаяся в память о нем, хранится в следственном деле.
После войны у дочери Ивана Николаевича, Тамары Ивановны, родилось трое детей. До сих пор здравствуют два ее сына, у них есть свои дети, внуки и правнуки. Некоторые из ныне живущих 12 потомков Гусарова живут за границей, другие в Подмосковье.
Иван Николаевич Гусаров был реабилитирован посмертно в 1989 году.
Дмитрий Александрович Кьяндский родился в 1899 году в Петербурге. Его отец, Александр Кириллович Кьяндский, сын священника, окончил Петербургскую консерваторию по классу композиции, писал духовную музыку, долгие годы был регентом храма св. Георгия на Выборгской стороне. При этом он состоял чиновником Александровского Комитета о раненых воинах, благотворительного учреждения, занимавшегося помощью раненым офицерам, и дослужился до чина коллежского советника.
Дмитрий был младшим сыном в семье, его старшие братья Георгий (1895-1955) и Андрей (1897-1968) прожили жизнь внешне благополучную. Георгий стал ученым-радиотехником, заведовал кафедрой Ленинградского электротехнического института. В 1927 году он женился на дочери великого русского ученого и изобретателя Александра Степановича Попова Екатерине (1899-1976). Андрей выбрал профессию врача, занимался стоматологией и лицевой хирургией и до конца жизни возглавлял кафедру хирургической стоматологии Ленинградского медицинского института.
Жизнь их младшего брата Дмитрия сложилась, увы, трагически. До 1925 года он жил вместе с братьями в Ленинграде на улице Розы Люксембург – так тогда называлась Введенская улица на Петроградской стороне. Из документов следственного дела известно, что с 1918 года Дмитрий служил в Красной Армии и, видимо, параллельно со службой получил высшее медицинское образование.
В 1933 году Дмитрий Кьяндский был как военврач откомандирован в Карельскую егерскую бригаду, национальное воинское подразделение РККА, существовавшее на территории Карельской АССР с 1925 по 1935 год. Командовал этой бригадой финский революционер Эйолф Георг Ма́тсон. Дмитрий Александрович служил под его началом, но в конце февраля 1934 года из Карельской егерской бригады он был переведен в 1-ю тяжелую авиабомбардировочную бригаду, расквартированную в поселке Кречевицы неподалеку от Великого Новгорода, в качестве начальника санитарной службы этого воинского подразделения. Здесь Дмитрий Кьяндский прослужил до 1936 года, когда его перевели на новое место службы – на сей раз в Москву.
В Москве Кьяндского назначили старшим врачом 176-го артиллерийского полка 1-й дивизии противовоздушной обороны Московского военного округа. В РККА в это время проходила масштабная кадровая чистка под предлогом раскрытия мифического военно-фашистского «заговора», охватившего якобы весь офицерский корпус. Был арестован и бывший начальник Кьяндского Эйолф Матсон – в самом начале 1937 года его приговорили к расстрелу, но затем приговор был изменен на 10 лет лагерей, и Матсон чудом выжил. В самой дивизии ПВО в это время также свирепствовала кампания по поиску шпионов и заговорщиков, чины НКВД сфабриковали обвинения против многих офицеров и технических работников дивизии.
Вскоре в поле их внимания попал и Кьяндский. Его служба в Карельской бригаде под началом арестованного Матсона послужила прямым поводом для обвинения в шпионаже в пользу Финляндии. Положение Дмитрия Александровича усугубило еще и то, что его жена Надежда Тимофеевна была дочерью священника, а в 1932 году ее к тому же арестовывали по подозрению в шпионаже, возникшему после того, как она однажды посетила посольство Чехословакии. К обвинениям против Кьяндского прибавилось таким образом и сокрытие чуждого социального происхождения жены, ее «темное прошлое», да и его собственное социальное происхождение положения не улучшало.
12 февраля 1938 года Дмитрия Александровича арестовали, постановление об окончании следствия было вынесено в июне, но рассмотрение дела Военной коллегией Верховного суда состоялось только 3 октября. После оглашения обвинения подсудимый полностью отверг все, что ему предъявляли, заявил, что его признательные показания были даны под давлением следователей, и настаивал на своей невиновности. Но судьба Дмитрия Кьяндского была предрешена, и вынесенный ему смертный приговор привели в исполнение в тот же день – 3 октября 1938 года.
Имена его жены Надежды Тимофеевны и четырехлетней дочери Елены несколько раз мелькают в переписке родственников уже во время войны. В июне 1942 года Екатерина Александровна, жена Георгия Кьяндского, пишет из эвакуации своей сестре Раисе Александровне: «Навестите Н.Т. (Надежду Тимофеевну Кьяндскую. – прим. ред.), уж очень она несчастная. Боюсь, выдержит ли она, не досталась бы нам еще дочка, очень за нее боюсь».
И в том же месяце снова: «Сходи, пожалуйста, к Н.Т. и напиши, что у них застанешь. Это – кошмар нашей жизни, помочь ей мы не можем, а думать о ней страшно. Напиши, как она выглядит, очень страшно или нет. Как Лиличка (Леночка Кьяндская. – прим. ред.), стала ли спокойнее или все дикая и нервная. Напиши о них подробно. Спасибо тебе, что ты их навестила, для них это большая радость, уж очень они несчастные!»
Из этих скупых упоминаний можно заключить, что после гибели Дмитрия Кьяндского его жена, подвергавшаяся угрозе быть арестованной как член семьи изменника родины (ЧСИР), осталась на свободе. Хотя в письме есть намек на то, что угроза еще существует.
Дмитрий Александрович Кьяндский был полностью реабилитирован в 1956 году.
Церемония установки таблички «Последнего адреса»: фото,
видео установки таблички Ивана Николаевича Гусарова,
видео установки таблички Дмитрия Александровича Кьяндского
