Москва, ул. Серафимовича, 2
На карте На карте

| 05 июня 2016
По адресу улица Серафимовича, 2 находится знаменитый “Дом на набережной” – жилой комплекс ЦИК-СНК СССР, возведенный в 1927-1931 годах специально для ответственных работников ЦК ВКП(б) и правительства.
Дом был построен по проекту Б.М. Иофана (он сам прожил в этом доме до 1976 года) в стиле позднего конструктивизма. В доме 12 этажей, 24 подъезда, 505 квартир. На каждом этаже в подъезде – всего по две квартиры; все они просторные, с росписью на потолках и дубовым паркетом. В комплексе были все необходимые для жизни удобства, считалось, что в доме можно жить хоть месяцами не выходя на улицу. Здесь была общественная столовая, где жильцам предлагалось поесть по специально распространяемым талонам (поэтому в самих квартирах кухни были малогабаритными), была своя прачечная, универмаг, сберкасса, отделение связи, детский сад и ясли, клуб, кинотеатр, спортивный зал. Во внутреннем дворе – газоны с фонтанами. В разные годы здесь жили партийные деятели, ветераны партии большевиков, высшие военачальники, служащие Коминтерна, выдающиеся писатели, ученые, артисты и пр.
Согласно базам «Мемориала», 242 жильца “Дома на набережной” были расстреляны в годы Большого террора.
Сегодня мы устанавливаем первые мемориальные таблички на этом доме – двоим его жильцам.


Заявку на установку мемориального знака Михаилу Ефимовичу Кольцову подала его правнучка, текст о нем, который мы публикуем ниже, написал Михаил Борисович Ефимов, племянник Михаила Ефимовича, сын родного брата Кольцова, известного художника-карикатуриста Бориса Ефимова.


М.Е. Кольцов. (источник фото)
Михаил Ефимович Кольцов (Фри́длянд) родился в 1898 году в Киеве в семье ремесленника. После получения диплома об окончании реального училища Михаил поступил в Петроградский психоневрологический институт. Именно там начались его первые шаги в журналистике. Вскоре бурные события 1917 года заставили его бросить учебу и увлекли строительством новой республики. Кольцов вступает в большевистскую партию, редактирует армейскую газету в годы Гражданской войны, руководит отделом печати в наркомате иностранных дел, а с 1920 года начинает работу в главной газете страны – «Правде».
Михаила Ефимовича по праву называли «Журналистом №1». Его статьи, очерки и фельетоны регулярно публиковались на страницах «Правды», вызывая огромный общественный интерес. Кольцов рассказывал в своих материалах о крупнейших стройках и культурных событиях, вел репортажи из разных концов страны. Его сатирические фельетоны читали с эстрады, а страстная книга «Испанский дневник» о Гражданской войне на Пиренеях стала образцом документальной прозы.
В гражданской войне в Испании Кольцов принял участие не только в качестве специального корреспондента «Правды», но и как политический советник республиканского правительства. В своем романе «По ком звонит колокол» Эрнест Хемингуэй вывел его под фамилией Карков и назвал одной из самых ярких и авторитетных фигур в борьбе с врагами республики.
Кольцов был не только талантливым журналистом, но и отличным организатором. Он создал такие издания, как журналы «Крокодил», «Чудак», «За рулем», «Советское фото», «Женский журнал», «За рубежом», «Иллюстрированная газета», он восстановил журнал «Огонек» и был его первым редактором, организовал мощное современное издательство Жургаз, на полиграфической базе которого выходило несколько книжных серий, в том числе «Жизнь замечательных людей». По инициативе Кольцова в Москве открылся первый в стране детский музыкальный театр, было осуществлено первое издание полного собрания сочинений А.П.Чехова, была организована под Москвой зона отдыха – Зеленоград, где он был избран первым председателем горсовета.

Большой вклад Михаил Ефимович внес в создание отечественной авиации. Он возглавил общественный комитет по строительству самолета-гиганта «Максим Горький», в который вошли видные конструкторы, деятели культуры, писатели, военные. Во время первомайской демонстрации 1935 года это чудо отечественной авиации появилось над Красной площадью, а по всей стране слышался голос Кольцова, который вел прямой радиорепортаж прямо с борта самолета.
Кольцов стал одним из организаторов двух международных антифашистских конгрессов писателей, в Париже и в Барселоне, представляя там СССР: среди выступавших на них были Ромен Роллан, Бертольд Брехт, Генрих Манн, Эрнест Хемингуэй, Лион Фейхтвангер и другие.
После возвращения из Испании в 1937году Кольцов был избран в Верховный Совет РСФСР, введен в состав редколлегии «Правды», стал членом-корреспондентом Академии Наук СССР, возглавил Иностранную комиссию Союза писателей СССР. Одним из немногих советских журналистов он был награжден двумя боевыми орденами.
В ночь на 13 декабря 1938 года Кольцов был арестован в своем кабинете в редакции газеты. В официальных документах значится дата 14 декабря, рядом с которой стоят собственноручные визы только что назначенного главы НКВД Лаврентия Берии и Генерального прокурора СССР Андрея Вышинского. Документ составлялся явно очень поспешно, поэтому в нем ошибочно указана не только дата, но и фамилия арестованного («Кольцов-Фридляндер»), год и место рождения («1896, Белосток»), фамилия жены, сведения о родственниках и т.п.

М.Е. Кольцов.
Фото из следственного дела.
По своему характеру Кольцов был увлекающимся, предприимчивым и энергичным человеком. Иногда он становился бесшабашно отважным, решался на казалось бы безрассудные поступки. Так, вместе с пилотом-инструктором он сделал на двухместном самолете «мертвую петлю», с оружием в руках шел на штурм крепости в Толедо, занятой мятежниками.
Кольцов отнюдь не отличался богатырским телосложением. Он был невысокого роста, с детства носил очки, всю жизнь страдал тяжелыми головными болями. Тем не менее, поражала его феноменальная работоспособность и выносливость. Он мог без сна работать сутками и диктовать свои материалы в номер прямо линотиписту.
Его эрудиция и способности не могли не поражать. Он свободно говорил по-немецки и по-французски, никогда всерьез не изучая языки, а на конгрессе писателей в Барселоне, он сделал свой доклад на испанском – «без бумажки».
Несколько раз я с отцом (он был единственным братом Кольцова) ходил домой к дяде Мише, который жил в знаменитом «Доме на набережной». Мне позволялось копаться в испанских сувенирах, из которых больше всего запомнился большой складной нож – настоящая испанская «наваха», и маленькая кожаная фляжка для вина. Моей радости не было предела, когда дядя подарил мне традиционную испанскую пилотку с кисточкой впереди и несколько красивых марок.
Как-то воспитательница нашего детского сада попросила, чтобы Михаил Ефимович встретился с детьми и рассказал о войне в Испании. По детской простоте я ответил, что это невозможно, так как дядя очень занят и «ходит только по вождям». На следующий день мама в доступной форме прочитала мне короткую лекцию на тему о скромности, которую я усвоил на всю оставшуюся жизнь. Но с какого-то момента я стал замечать, что в нашей семье перестали упоминать дядю Мишу. Я заметил, что его большой портрет кисти известного живописца Исаака Бродского сняли со стены, аккуратно завернули в тряпки и спрятали в диван. Потом уже я понял, что очень близкий нам человек арестован, как «враг народа».
Почти полтора года Михаил Ефимович подвергался пыткам во внутренней тюрьме на Лубянке. 1 февраля 1940 года Военная коллегия Верховного Суда СССР в составе трех человек после короткого 20-минутного разбирательства без участия обвинения, защиты и свидетелей огласила свой вердикт: расстрел. Его обвинили в том, что он якобы примкнул к троцкистскому подполью и установил контакты с агентами германской, французской и американской разведок. Приговор был приведен в исполнение на следующий день в «Расстрельном доме» на Никольской улице, 23. Кольцову было 42 года. Его прах захоронен в общей могиле на Донском кладбище.
18 декабря 1954 года тот же самый судебный орган свой приговор отменил и дело прекратил «за отсутствием состава преступления».

Подробнее о М.Е Кольцове см. книгу М. Б. Ефимова «Он был слишком прыток…» Жизнь и казнь Михаила Кольцова». Художественная литература, М., 2013.


Александр Георгиевич Ремейко.
Фото из следственного дела.

Александр Георгиевич Ремейко (Тихомиров) родился в 1894 году в деревне Савково Родниковского района Иваново-Вознесенской губернии в семье рабочих-текстильщиков, занимавшихся одновременно и земледелием. Окончил два класса начальной школы и с 14 лет работал на текстильной фабрике в городе Родики курьером при фабричной конторе.

Революционными идеями увлекся рано. В своей автобиографии, написанной в 1934 году, Ремейко писал: «С революционной литературой познакомился впервые, когда мне было 12 лет. Тогда я прочитал исторические очерки Шишко. Затем читал «Воспоминания» Дебагория-Мокриевича, журнал «Былое» и пр. 15-ти лет я получил доступ к библиотеке партийной организации при Родниковских фабриках и был связан с местными работниками-большевиками».
В возрасте 17 лет Александр Тихомиров перебрался в Москву, где поступил на научно-популярное отделение университета Шанявского, где, среди прочего, изучал биологию и право, писал стихи. Там он познакомился и сдружился с революционной молодежью. В РСДРП(б) он вступил в 1914 году, дважды сидел в тюрьме за революционную деятельность. Один из случайных псевдонимов – Ремейко – стал его фамилией на всю дальнейшую жизнь.
Февральская революция застала Александра Георгиевича в Перми. Он сразу же включился в организацию нового революционного управления губернией, однако, по-видимому, начало Гражданской войны выбило его из колеи: «В конце 1917 года, в связи с переутомлением, болезнью семьи и назначением меня районным инструктором Потребсоюза, я уезжаю в деревню. По этой причине, а также в силу имевшихся в то время колебаний и некоторого несогласия с линией партии, до осени 1918 года участия в партийной работе не принимал», – писал он в автобиографической справке. «При наступлении белых я эвакуирую семью из села к своим знакомым, а затем на лошадях еду в Пермь, куда прибыл вечером 23 декабря. Вследствие неожиданного захвата белыми Перми (в ночь с 23 на 24 декабря) я попадаю к ним, был под угрозой расстрела, сидел 13 дней в вагоне смертников, после чего был переведен в тюрьму, откуда впоследствии удалось бежать. Перейдя фронт, я работал редактором газеты, вел партийную работу. В октябре 1919 года мобилизуюсь по 30 проц. партийной мобилизации на фронт, попадаю в Красную Уральскую Дивизию… В июне 1920 года ЦК партии меня демобилизует…»
После Октябрьской революции и Гражданской войны, в которых Александр Георгиевич активно участвовал, он вел партийную и профсоюзную деятельность в Москве, Сормове, Петрограде, на Урале. В 1920-23 годах заведовал организационным отделом ВЦСПС, избирался председателем Курского и Одесского губпрофсоветов (губернский совет профессиональных союзов). С 1924 по 1930 годы находился на советской и хозяйственной работе: был последовательно председателем губисполкомов — Винницкого, Подольского, Новосибирского, Иркутского и Курского. С 1927 по 1930 год работал в Воронеже председателем облплана и заместителем предcедателя облисполкома Центральной черноземной области (ЦЧО).
В Москву Александр Георгиевич окончательно перебрался в 1930 году, когда был направлен в Институт красной профессуры, но не окончил его – был отозван для работы в ЦКК-РКИ, преобразованной впоследствии в Комиссию советского контроля (КСК). Был делегатом XV, XVI и XVII съездов ВКП(б), на последнем был избран членом КСК, членом ЦИК СССР всех семи созывов – с 1922 по 1935 годы.
Перед арестом в июне 1937 года Ремейко руководил оперативными группами просвещения и здравоохранения КСК при Совнаркоме СССР.
В своих воспоминаниях об отце, составленных по рассказам матери и сестер, младший сын Александра Георгиевича, Олег пишет:
«Летом 1937 года отец был не совсем здоров, но продолжал работать. По выходным приезжал на дачу, был, как помнит сестра Галина, в несколько подавленном состоянии. 19 июня уехал в Москву готовиться к предстоящему докладу.
В день ареста семья (мама и мы — трое детей) находилась на служебной даче в Быкове. В ту же ночь сотрудники НКВД приехали на дачу и произвели обыск. Был он и в московской квартире. Кабинет отца в квартире опечатали. Мать бросилась к знакомым, в прокуратуру. Все тщетно. Ни свиданий, ни передач. Полнейшая неясность.
Однажды матери позвонил следователь, сказал, что он ведет дело отца и хотел бы встретиться. При встрече сказал, что идет расследование какого-то большого дела, произошло недоразумение с А.Г. Ремейко. Он вскоре будет дома. Просил маму, якобы по поручению Александра Георгиевича, написать ему записку о семье, о здоровье сына (я тогда был нездоров). Следователь убедил маму написать, что все в порядке, чтобы успокоить Александра Георгиевича. Мама так и сделала.
Позже более опытные люди объяснили ей, что доведенный допросами и физическим воздействием советской инквизиции до полнейшего отчаяния, но еще ничего не подписавший под предъявленными ему чудовищными обвинениями отец попросил, чтобы ему показали лично написанное женой письмо (или записку) о том, что с семьей все нормально. Очевидно, эти изуверы по отработанной технологии свою задачу в отношении А.Г. Ремейко решили. Отец был сломлен».
Через четыре с половиной месяца после ареста 43-летний Александр Георгиевич был приговорен к расстрелу за «участие в контрреволюционной террористической организации». Приговор был приведен в исполнение в ночь с 29 на 30 октября 1937 года.
Жена Александра Георгиевича, врач-педиатр Софья Михайловна Ремейко была арестована 4 сентября 1937 года и осуждена на восемь лет лагерей как «член семьи изменника родины». Срок отбывала в Норильске, была досрочно освобождена в сентябре 1943 года с поражением в правах и осталась жить в Норильске.
Вот что об этом пишет Олег Ремейко: «В ночь на 4 сентября 1937 года мать была арестована. В это время с нами жила бабушка Анна Пименовна — мать отца. Все комнаты в квартире, кроме детской, были опечатаны. Когда маму выводили, она успела сказать старшей дочери Галине, чтобы та срочно вызвала бабушку из Ростова-на-Дону, которая должна была нас всех срочно забрать, потому что нас могут разлучить. Галина на следующее утро отправила в Ростов телеграмму… Буквально на следующий день в квартиру заявились какие-то люди, уговаривавшие сестер по-доброму поехать в детские дома, где хорошие условия, много книг и игрушек. Но Галина очень твердо держалась маминого указания, сказав, что нас заберут родственники из Ростова… Вскоре приехала бабушка из Ростова и, проявив настойчивость, добилась разрешения и увезла всех нас в Ростов-на-Дону».
В 1956 году Александр Георгиевич Ремейко был полностью реабилитирован. Его жена – годом ранее.

5 июня 2016 года у "Дома на набережной" собрались люди, чтобы повесить таблички «Последнего адреса». Как это происходило, смотрите в видеосюжете Евгения Шмуклера.

Фото: Давид Крихели


Неправильно введен e-mail.
Заполните обязательные поля, ниже.
Нажимая кнопку «Отправить» вы даете согласие на обработку персональных данных и выражаете согласие с условиями Политики конфиденциальности.