Москва, Арбат, дом 30, стр.1
На карте На карте

| 18 декабря 2016

Это здание было построено в 1904 году архитектором Боборыкиным для купца Андрея Игоревича Титова на месте старого дворянского особняка. В доходном доме Титова за сто с лишним лет проживали многие известные люди: издатель Алексей Суворин, художник Сергей Иванов, писатель Юрий Казаков. Благодаря стихотворению Агнии Барто дом также известен как прибежище первого в Москве зоомагазина, который продержался до наших дней: «На Арбате, в магазине, За окном устроен сад. Там летает голубь синий, Снегири в саду свистят».

Согласно базам «Мемориала», семь жильцов этого дома были расстреляны в годы Большого террора. Одним из них был Вольф Моисеевич Броннер – советский врач и ученый-венеролог, основатель и организатор российской дерматологии, памяти которого до сих пор посвящают статьи авторы медицинских изданий. Заявку на установку памятного знака подала правнучка Броннера, Мария Майофис. Она же написала о нем статью, которую мы и публикуем ниже:

Вольф Моисеевич Броннер родился в 1876 году в городе Верхнеудинске (ныне – Улан-Удэ) в семье крестьянина. Мать умерла во время родов. Семья жила очень бедно. В возрасте 15 лет Вольф переехал к старшей сестре в Читу, где учился в гимназии, параллельно давая уроки иностранных языков будущим гимназистам. В 1894 году он поступил на медицинский факультет Томского университета, но всего за год до окончания учебы после участия в студенческой забастовке был отчислен из университета и приговорен к ссылке в Иркутск.

По освобождении из ссылки Вольф Броннер покинул Россию. Он учился в Берлинском университете, выдержал там в 1900 году экзамен на звание доктора, а в конце 1900 года, вернувшись в Россию, подтвердил это звание экзаменом уже в Казанском университете.



Вольф Броннер. Берлин.

В 1900-1901 годах Броннер работал городским врачом в Верхнеудинске, но в 1901 году уехал на лечение в Италию. Оттуда переехал в Берлин, где продолжил занятия научной работой. Там же он присоединился к сибирской эмигрантской ячейке социал-демократов.

В 1902 году Броннер вернулся в Россию. В 1902-1905 годах вместе со своей женой, дочерью богатого сибирского промышленника Еленой Борисовной Фуксман, Вольф Моисеевич жил и работал в Томске: вел широкую врачебную практику и параллельно участвовал в работе томской ячейки РСДРП, в частности, предоставлял свою квартиру для явок нелегальных работников Сибирского Союза РСДРП, на его квартире часто происходили заседания союзного комитета.

После начала революции 1905 года и еврейских погромов в Томске Броннер перешел на нелегальное положение и перебрался с семьей в Париж. Там он снова подтвердил свой врачебный диплом и работал сперва в университетской клинике Неккера под руководством знаменитого уролога Ф. Гюйона, а потом – в Пастеровском институте, где занимался бактериологией и биохимией. Во время эмиграции связь с партией не потерял – был секретарем эмигрантской кассы.

В 1913 году, после объявления амнистии к 300-летию Дома Романовых, Броннер вновь вернулся в Россию. Но несмотря на амнистию, ему пришлось отсидеть полтора года в одиночной камере в Томской тюрьме. После освобождения в 1915 году он переехал с семьей в Москву, где стал ассистентом кафедры кожных и венерических болезней МГУ и проработал на этой должности до конца 1918 года.


В.М. Броннер. 1926 год

В 1920 году Броннер возглавил подотдел венерических болезней Наркомздрава, в 1921-м стал создателем Государственного венерологического института. В этом учреждении были объединены под одной крышей работы по социальной, экспериментальной и клинической венерологии. Вскоре институту было присвоено имя В.М. Броннера (ныне это Государственный научный центр дерматовенерологии и косметологии). По инициативе Броннера с 1924 года начал издаваться журнал «Дерматология и венерология» (ныне – Вестник дерматологии и венерологии).

В 1924-1932 годах Броннер возглавлял отдел высшего медицинского образования Наркомпроса и готовил реформу высшего медицинского образования в стране. Был членом Государственного ученого совета и Ученого медицинского совета Наркомздрава.

«Отец никогда не кичился своими высокими званиями, своей богатой событиями биографией, – вспоминал много позже сын Вольфа Моисеевича, Борис Вульфович (1916—1991). – Я никогда не слышал от отца воспоминаний, как отлично он успевал в школе, университете. Он никогда не подчеркивал своего превосходства в знаниях, опыте, служебном положении. Он ненавидел любое чванство. И не было для отца большей радости, чем оказывать способным и талантливым людям не просто помощь, а большую помощь. Я приведу только один пример. В 1925 году в Кисловодске был «обнаружен» очень талантливый армянский мальчик Арам Татулян. По мнению сестер Гнесиных.., он был просто талантлив, и его надо было учить, и они согласны были взять мальчика в свою школу. Но как это сделать? Многодетная бедная семья, брат Арама служил агентом по снабжению в санатории, где работала моя мама, мы с Арамом были погодки (он был 1915, а я 1916 года) и очень дружили. И вот встал вопрос о Москве. Узнав, что я не возражаю жить вместе с Арамом, а у меня была отдельная комната, отец решил взять Арама к нам. Так у нас в семье появился еще один сын, ибо прожил с нами Арам до ареста отца».

Во второй половине 1920-х годов Броннер организовывал множество социальных и научных мероприятий для борьбы с венерическими болезнями, в их числе – совместные советско-германские «сифилитические экспедиции» в Бурято-Монгольскую АССР. Работа экспедиций в конце концов привела к полному искоренению сифилиса на территории республики.

"Особое впечатление у меня осталось от его поразительной работоспособности. Он вставал всегда в шесть часов утра и до восьми-девяти писал, работал. После завтрака уезжал на свои многочисленные работы и в 17-18.00 всегда приезжал домой, обедал и ложился на один час спать. А с 20.00 до 24.00 он снова сидел за столом и работал. Писать он умел буквально во всех условиях. Я помню, что даже в поезде он много писал, держа бумагу на подпрыгивающих от толчков поезда коленях. А ведь поездки в Баровое, а тем паче в Верхнеудинск занимали 5-6 дней, и за время дороги отец всегда успевал написать (он говорил – «вчерне») очередную брошюру или статью", – вспоминал Борис Вульфович.

На обороте снимка надпись:
Сидят слева направо 1) Крамольник 2) Баранский 3) Дербышев 4) Броннер 5) Кузнецова А.А. 6) Куйбышев В.В. 7) .... (фамилия не читается)
Стоят слева направо: 1) Оружейнщик 2) Куйбышев А.В. 3) Попов М.А. 4) Киров С.М. 5) Дробышев А.В. 6) NN
второй ряд: 7) NN 8) Обросов 9) NN 10) Дробышев Н.

В начале 1930-х годов в различных научных дисциплинах происходил пересмотр основных положений, разработанных в пред- и послереволюционные годы – этот пересмотр затронул и венерологию. Больше нельзя было говорить о венерических болезнях как следствии неблагоприятных социальных условий. Согласно новой установке, моральную и политическую ответственность за болезнь стали возлагать на самого пациента. Броннеру пришлось публично «покаяться» в собственных заблуждениях. В журнале «Советский вестник венерологии и дерматологии» (1932, 3/4) он опубликовал статью “По-новому работать”, где назвал “ошибочными идеи установочного для советской венерологии 1920-х доклада “Основные задачи борьбы с венерическими болезнями в Советской России” и предложил перейти от лозунга “Сифилис – не позор, а несчастье” к тезису о моральной ответственности каждого заболевшего перед всем обществом: “каждое заболевание венерической болезнью должно быть осознано заболевшим как вредящее... борьбе [за новую жизнь]”.

Первая репрессивная волна коснулась и основанного Вольфом Моисеевичем института: по обвинению в “контрреволюционной деятельности, направленной на подрыв советского здравоохранения и советской сальварсановой промышленности” был арестован и расстрелян директор института Н.С. Эфрон, а сам институт выселили из специально оборудованного здания в центре Москвы и перевели в обычную клинику в Сокольниках. В этот момент Броннер стал во главе института и приложил все усилия, чтобы наладить и интенсифицировать в нем научную деятельность.

В 1934 году Броннер был назначен заведующим Бюро заграничной санитарной информации Наркомздрава СССР, а в 1935 году стал представителем СССР в Гигиенической комиссии Лиги наций. В период, когда Советский Союз примкнул к европейскому антифашистскому движению и установил дружеские отношения с правительством «народного фронта» во Франции, советское правительство активно использовало европейские научные и политические связи Броннера, налаженные у него еще с эмигрантского времени. По инициативе и под руководством Броннера летом-осенью 1936 года СССР принял выездную, «московскую», сессию гигиенической комиссии Лиги наций, а затем делегацию во главе с министром здравоохранения Франции Анри Селье.

«Французский и немецкий отец знал так хорошо, что, являясь представителем СССР в Гигиенической комиссии Лиги наций, он всегда выезжал в Женеву на все конференции без переводчиков и выступал, в том числе с лекциями и докладами, на французском и немецком языках», – вспоминал сын Вольфа Моисеевича.

Однако уже в начале 1937 года, когда СССР обнаруживал уже все меньше точек соприкосновения с европейскими союзниками, Броннер попал под подозрение: по возвращении с очередной сессии гигиенической комиссии на советской границе он был подвергнут жесткому обыску, и больше за границу его не выпускали.

В течение 1934-1937 годов Броннер оказывал активную помощь различным еврейским организациям – прежде всего «Агро-Джойнту» (Американский еврейский объединенный распределительный комитет, существовал в СССР с июля 1924 по ноябрь 1938 года, был одной из самых крупных и заметных иностранных общественных организаций в СССР – ред.) – в устройстве на работу в СССР врачей еврейского происхождения, лишившихся права на профессию в нацистской Германии. С помощью Броннера в Советский Союз приехали десятки людей, среди которых были и известные ученые, и рядовые медики.

Когда летом 1937 года СССР захватила волна шпиономании и, в частности, дел о «бактериологических диверсиях», многие из немецких эмигрантов, приехавших в СССР при посредничестве Броннера, были арестованы. Те из них, кто не успел получить советское гражданство, были спешно депортированы. Те же, кто гражданство принял, были приговорены к длительному заключению или расстрелу. Одновременно в Наркомздраве началась волна арестов, связанная с разоблачением изобретенной в НКВД «право-троцкистской организации» под руководством министра здравоохранения СССР Г.Н. Каминского, арестованного после публичного разоблачения им Берии в июне 1937 года.

Фигура Броннера была «удачным» звеном, позволявшим объединить «право-троцкистское» и «шпионское» дела. Он был арестован 23 октября 1937 года у себя дома, в московской квартире. После его ареста большая часть квартиры, как и имущество семьи, были конфискованы.

Как показывают материалы следственного дела, в течение девяти месяцев Броннер не давал ни на кого признательных показаний. Показания были получены от него под давлением только в конце июля 1938 года, когда большинства фигурантов и того, и другого дела уже не было в живых.

На суде, проходившем 6 марта 1939 года, Броннер отказался от всех показаний и открыто говорил о моральном и физическом давлении, которое оказывали на него следователи. Решением суда Броннер был признан виновным и приговорен к расстрелу по обвинению в «шпионаже и участии в террористической организации». Приговор был приведен в исполнение на следующий день, 7 марта 1939 года. Ему было 63 года. Прах Броннера находится в общем захоронении жертв Большого террора на Донском кладбище.

Много позже, в 1956 году, Вольф Моисеевич Броннер был посмертно реабилитирован и восстановлен в партии.


Церемония установки памятной таблички "Последнего адреса": фото

Фото: Марина Бобрик


Неправильно введен e-mail.
Заполните обязательные поля, ниже.
Нажимая кнопку «Отправить» вы даете согласие на обработку персональных данных и выражаете согласие с условиями Политики конфиденциальности.