Москва, Трубниковский переулок, 26, строение 1

Доходный дом братьев Баевых был построен в 1912-1913 годах архитектором И.С. Кузнецовым. Фасад украшен двумя полукруглыми панно и барельефом. В разное время в этом доме, который в советское время назывался "домом научных деятелей", жили зоолог Н.А. Бобринский, математик Н.А. Глаголев, пианист и композитор А.Б. Гольденвейзер.

Согласно базам «Мемориала», по крайней мере восемь жильцов этого дома стали жертвами политических репрессий 1930-х годов. Одному из них мы сегодня установили мемориальную табличку. Текст о Николае Николаевиче Дурново, который мы приводим ниже, написала заявительница Анна Пичхадзе.

Николай Николаевич Дурново родился в 1876 году в деревне Парфенки Рузского уезда Московской губернии в семье публициста Николая Николаевича Дурново и Елизаветы Ивановны Вельяминовой.

В 1895 году он закончил 6-ю московскую гимназию с серебряной медалью и поступил на историко-филологический факультет Московского университета, который окончил в 1899 году с дипломом первой степени. Николая оставили при кафедре русской словесности в магистратуре, где он изучал русскую диалектологию и древнерусскую письменность. Дурново был одним из организаторов Кружка по изучению истории и диалектологии русского языка, преобразованного в 1903 году в Московскую диалектологическую комиссию при Отделении языка и словесности Академии наук.

Н.Н. Дурново, начало XX века

По кончании магистратуры в 1904 году Николай Николаевич стал приват-доцентом
Московского университета и для заработка преподавал еще в двух частных
гимназиях. В 1906 году он женился на Екатерине Евгеньевне Рукиной. В 1910 году Дурново
перешел в Харьковский университет на кафедру русского языка и словесности, оставаясь приват-доцентом и одновременно
ведя преподавание на высших женских курсах и в двух частных гимназиях.

В 1915 году он вернулся в Москву, где, помимо работы приват-доцентом, стал заместителем председателя Московской диалектологической комиссии (должность председателя занимал Д. Н. Ушаков). В 1916 году Дурново защитил магистерскую диссертацию «Материалы и исследования по старинной литературе. I. К истории Повести об Акире».

В 1918 году Дурново уехал с семьей в Саратов, где получил по конкурсу должность профессора в новом университете, который, однако, в военное время переживал большие трудности. В 1921 году он вновь вернулся в Москву, но долго не мог найти работу. В то же время он очень интенсивно занимался научной деятельностью и в 1924 году был избран членом-корреспондентом Академии наук. Тогда же он уехал в Чехословакию (поездка была организована его учеником Романом Якобсоном, заведовавшим бюро печати советского полпредства в Праге), но и здесь он не смог получить постоянной работы. Ученый занимался исследованиями в тесном контакте с членами Пражского лингвистического кружка, был командирован Чешской академией изучать закарпатские украинские говоры, читал курс лекций в Брненском университете.

Семья Дурново оставалась в России, и он всеми силами старался вернуться, однако этому препятствовало отсутствие денег и работы, которая могла бы стать их источником. В 1928 году по приглашению языковеда-лингвиста Петра Бузука ученый переехал в Минск и работал в Институте Белорусской культуры и в местном университете. Институт Белорусской культуры был преобразован в Белорусскую Академию наук, и Николай Николаевич стал ее членом.

В 1929 году, в ходе начавшейся «чистки» советской науки, постановлением коммунистической ячейки Белорусской Академии наук он был лишен звания академика как «национал-демократ»: его обвиняли в том, что он рассматривал белорусский язык как диалект русского и заявлял, что марксизм не имеет отношения к теории языка.

В 1930 году Дурново вернулся в Москву, где вел нищенскую жизнь, не имея постоянного заработка. Лишь в октябре 1932 года его пригласили в Научно-исследовательский институт языкознания для чтения лекций аспирантам. Но в ночь на 28 декабря 1933 года (по другим документам – 29 декабря) он был арестован вместе с сыном Андреем по обвинению в участии в националистической организации — Российской национальной партии, созданной, как сказано в обвинительном заключении, «по прямым указаниям заграничного русского фашистского центра, возглавляемого князем Н. С. Трубецким, Якобсоном, Богатыревым и другими» и ведущей антисоветскую работу.

Дурново на допросах дал признательные показания. В марте 1934 года он был обвинен по 58-й статье и на заседании коллегии ОГПУ 29 марта 1934 года приговорен к 10 годам заключения в исправительном трудовом лагере. По этому делу, получившему название «дело славистов», проходило более 100 человек. Сын Николая Николаевича Андрей был приговорен к пяти годам исправительно-трудовых лагерей.

В середине мая Николая Николаевича доставили на Соловки. Ученый и в заключении пытался продолжать свои научные исследования, в частности, занимался разработкой архива Соловецкого музея. В августе 1934 года, во время работы возглавляемой прокурором И. А. Акуловым комиссии, направленной на Соловки для проверок и передопросов, Дурново отказался от показаний, данных на следствии: «В значительной своей части эти показания неточны или ложны. Я не отрицаю своего несогласия с идеей коммунизма и с тактикой Советской власти, своих связей с профессорами Якубовским и Трубецким, некоторыми русскими политическими эмигрантами в Чехословакии и Югославии и членами чехословацкого дипломатического корпуса. Признаю, что я не только лично отрицательно относился к Советской власти, но и не скрывал своего отношения и в разговоре с другими лицами, не только гражданами СССР, но и с иностранными учеными не скрываю и того, что на собраниях у академика М.Н. Сперанского и профессора Гр.А. Ильинского, кроме разговоров на темы, связанные с нашей научной работой, бывали разговоры и на политические темы, в которых я принимал участие <…> Но я решительно заявляю, что ни о какой организации, ставившей своей целью свержение Советской власти, никаких разговоров не было». Он не отрицал ни своих научных контактов и дружеских связей с Н.С. Трубецким, Р.О. Якобсоном, П.Г. Богатыревым и А. Мазоном, ни своего отрицательного отношения к коммунизму — равно как и фашизму и исповедаемому Н. С. Трубецким евразийству. Но, конечно, это не могло изменить его участи. Дурново был оставлен в лагере.

В 1937 году его дело было пересмотрено, и 9 октября 1937 года особая тройка УНКВД Ленинградской области приговорила Дурново к расстрелу «за антисоветскую деятельность в Соловецкой тюрьме». 27 октября 1937 года приговор был приведен в исполнение. Ему был 51 год. Одновременно с ним были расстреляны его однодельцы В. Э. Розенмейер и Г. А. Тюрк.

Андрей Николаевич Дурново, сын Николая Николаевича, отбывал срок в САЗлаге, где он был повторно осужден и 5 января 1938 года расстрелян. 

Младший сын Николая Николаевича, Евгений, был арестован 9 февраля 1937 года. Его обвинили в «связи с военным атташе иностранного государства, проведении шпионской работы и контрреволюционной агитации» и 4 июля приговорили к восьми годам исправительно-трудовых лагерей с поражением в политических правах на четыре года. Срок он отбывал в Вологодской тюрьме. 15 сентября 1937 года особая тройка при Управлении НКВД по Севобласти приговорила его к расстрелу за то, что он якобы, «отбывая наказание в Вологодской тюрьме, распространял среди заключенных контрреволюционную клевету на руководителей ВКП(б) и Советского правительства». Приговор был приведен в исполнение 29 сентября 1937 года. В 1991 году он был реабилитирован.

Первый приговор в отношении Николая Николаевича Дурново — 1934 года — был отменен в 1964 году, второй — 1937 года — в 1967 году. По обоим делам он был полностью реабилитирован.

В реабилитационных документах, в частности, отмечалось, что «Дурново Н.Н. в 1937 году был расстрелян за антисоветскую деятельность в Соловецкой тюрьме незаконно. Никаких объективных доказательств вины Дурново Н.Н. в антисоветской деятельности за время пребывания его в Соловецкой тюрьме в материалах дела нет. Расследование по делу не проводилось. Обвинение было основано на справке начальника Соловецкой тюрьмы, в которой имелась ссылка на обвинение Дурново по первому уголовному делу за 1934 г.».

Фото: Мария Олендская