Москва, Большой Кисловский, 5-7, строение 1
На карте На карте

| 28 января 2018
По этому адресу находится комплекс жилых домов «Кисловское», построенных в 1928-1929 годах архитектором С.А. Власьевым. В этом доме жил ряд известных политических деятелей, ученых и писателей, в том числе нарком здравоохранения Николай Александрович Семашко, партийный и государственный деятель Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич, писатель Алексей Силыч Новиков-Прибой, невропатолог Михаил Семенович Маргулис, востоковед Евгений Львович Штейнберг и химик Михаил Михайлович Шемякин.
Согласно базам «Мемориала», по крайней мере пять жителей этого дома стали жертвами политических репрессий. Сегодня мы всем им установили памятные знаки.
 
Сергей Владимирович Минаев-Каневский родился в 1900 году в Одессе в семье торговца Каневского. У его отца в Николаеве была контора по экспорту хлеба.

 
Одно время Сергей учился в коммерческом училище в Николаеве. Образование он завершил уже после окончания Гражданской войны.
В партию большевиков он вступил в 1918 году. В 1919 году перебрался Харьков. Был в революционном подполье на территории, занятой «белыми». Именно в это время он для конспирации сменил фамилию на Минаев.
С 1925 по 1928 годы Минаев-Каневский был заместителем управляющего Центральным статистическим управлением (ЦСУ) УССР, затем – управляющим этого ведомства.
В 1930-31 годах он занимал пост начальника экономико-статистического сектора Госплана СССР. А 1931 году стал начальником сектора народно-хозяйственного учета Госплана СССР. В 1932 году Минаев-Каневский перешел на работу в Центральное управление народно-хозяйственного учета (ЦУНХУ) Госплана СССР, был заместителем начальника, начальником, затем снова заместителем начальника управления. На этом посту он активно участвовал в создании новой, индустриальной советской экономики.
 

Тучи над Минаевым-Каневским стали сгущаться еще в начале 1930-х годов. Так, в декабре 1932 года Политбюро издало постановление «О работе ЦУНХУ», в котором руководство ЦУНХУ было резко раскритиковано за то, что «допустило в своей работе ряд грубейших политических ошибок», в частности, «представило неправильные тенденциозно-преуменьшенные цифры о рабочем питании при полном игнорировании широко развернувшегося за последние годы общественного питания; опубликовало в бюллетене ЦУНХУ совершенно тенденциозные преуменьшенные данные об урожайности 1932 года, оказав тем самым помощь кулацким антисоветским элементам в их борьбе против выполнения плана хлебозаготовок и развязав вакханалию воровства и надувательства со стороны антиобщественных элементов колхозов, отдельных совхозов и индивидуальных крестьян». 

В этом документе есть один момент, который в дальнейшем мог сыграть решающую роль в судьбе Сергея Владимировича. Среди «ошибок» ЦУНХУ указывается и следующая: «ЦУНХУ издало ошибочную брошюру с тенденциозными цифрами об итогах пятилетки. В брошюре, например, не включены цифры продукции ряда новых отраслей промышленности, которые не были предусмотрены пятилетним планом, а в введении совершенно обойдены политические итоги пятилетки». В документе после слова «в введении» Сталин собственноручно дописал «подписанном т. Минаевым» (он тогда занимал пост заместителя начальника ЦУНХУ). В постановлении особо подчеркивается, что ошибки эти не случайны: «они свидетельствуют о наличии в аппарате ЦУНХУ буржуазных тенденций, прикрывающихся флагом «объективной» статистики и рассчитанной на подрыв и развенчание великого значения победоносно завершаемой пятилетки в четыре года».
По мнению членов ЦК, руководство ЦУНХУ «своим бездействием потворствовало дальнейшему совершению ошибок не только средними, но и руководящими работниками ЦУНХУ».
Начальнику ЦУНХУ В.В. Осинскому был объявлен выговор, а его заму Минаеву, «непосредственно и лично допустившему публикацию вышеуказанных тенденциозных данных» – строгий выговор. Он был снят с работы в ЦУНХУ и направлен на «низовую местную работу».
(Осинский (В.В. Оболенский) был арестован 13 октября 1937 г., в марте 1938 года был привлечен в качестве свидетеля к процессу Бухарина – Рыкова. 1 сентября 1938 года он был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян. – ред.)
В 1936 году Минаев-Каневский был направлен в командировку в Киев, где он был назначен на должность заместителя председателя Госплана Украины. Родные Минаева-Каневского считают, что причиной такой «ссылки» стали его публичные высказывания по вопросам экономики, которые не понравились Сталину. «Уже тогда местные чекисты начинают «строить» огромное дело о создании контрреволюционной террористической организации – дело, в которое будут вовлечены десятки ни в чем неповинных людей», –пишут родственники Каневского.
Как много позже свидетельствовал следователь Б.И. Борисов, занимавший в те годы пост начальника 5-го отделения IV отдела УГБ НКВД УСССР в звании старшего лейтенанта госбезопасности, который вел дело Минаева-Каневского, в 1936 году «в г. Москве и некоторых других городах путем следствия начали раскрывать крупные троцкистские организации. Из г. Москвы поступали красиво оформленные тома с показаниями арестованных, а в Киеве следственного разворота, как часто говорил Козельский (тогдашний начальник IV отдела УГБ НКВД УССР. – ред.) на совещании, не было. Припоминаю, что Козельский и другие руководители отдела на совещаниях выдвигали необходимость расширить аресты и следственным путем «прорваться» к раскрытию троцкистской организации на Украине и в частности в г. Киеве. Аресты начали принимать широкий размах. Изолировались в большинстве своем работники идеологического фронта и партийного аппарата. <…> Была создана специальная оперативная группа, которая оформляла аресты, размножала выписки из показаний арестованных, помещенных в томах, поступающих из Москвы, а также размножала показания арестованных в самом 4-м отделе. <…> Припоминаю, что Козельский часто говорил тогда, что перед вами троцкист. На него нет никаких материалов, вот и добивайтесь дачи им показаний и раскрытия его соучастников».
Минаев-Каневский был арестован 2 января 1937 года по подозрению в «участии в контрреволюционной организации правых на Украине, стоящей на террористических позициях».
Первый допрос состоялся 19 января и был коротким: на вопрос, признает ли он себя виновным в «активном участии в контрреволюционной организации правых на Украине, стоящей на террористических позициях» Минаев-Каневский дважды ответил отрицательно. На этом допрос был окончен.
Следующий допрос состоялся через месяц с лишним – 25 февраля. На этом допросе Сергей Владимирович признает себя виновным. «Вовлечен в нее (контрреволюционную организацию правых на Украине. – ред.) был в 1933 году. <…> Толчком к этому были мои впечатления о тяжелом состоянии сельского хозяйства на Украине в связи с перегибами в с/х политике».
Но на очередном допросе 2 апреля он вновь отрицает свою вину и требует предъявить ему письменные показания других лиц, которые якобы изобличают его. Затем следуют многочисленные допросы с оглашением показаний свидетелей и других «членов» этой «организации», которые Минаев-Каневский раз за разом категорически отвергает. На очных ставках с другими обвиняемыми по этому делу он также отвергает все выдвигаемые против него обвинения, повторяя как заклинание: «Я снова подтверждаю, что я не был членом контрреволюционной организации правых, ни в чем не сочувствовал ей и всегда оставался верным партии. Категорически отвергаю эту клевету. Все, что он (тот, с кем в данный момент проходила очная ставка. – ред.) говорит, не имеет никакого отношения ко мне. Все это чудовищная клевета».
Можно только догадываться, каких физических и моральных сил стоило Сергею Владимировичу такие стойкость и упорство в отстаивании своей невиновности и правоты.
Следователь Борисов в 1955 году признается, что как правило «следствие велось однобоко. Свидетели, могущие всесторонне характеризовать личность арестованного, не допрашивались и это запрещалось делать». Он же свидетельствует, что в 1936 году «физических методов воздействия на арестованных никто не учинял. Позже 11 часов вечера разрешалось только с санкции руководства отдела вызывать арестованного на допрос». Но после того, как руководителем НКВД Украины был назначен И.М. Леплевский, методы работы резко изменились. «Леплевский, ссылаясь на установки руководства НКВД СССР, прикрываясь верностью партии, ввел незаконные садистские методы ведения следствия. <…> Работа всех следователей была перестроена. Работали до утра, с перерывом с 9 ч. утра до 1-2 часов дня. Сам Леплевский метался ночью по комнатам, приказывал следователям не либеральничать и лично наносил удары некоторым арестованным, показывая пример».
Следствие «шило» Минаеву дело не только о членстве в контрреволюционной террористической организации, но и о связях с троцкистскими элементами, поэтому в деле есть ряд служебных записок о том, что, к примеру, работая управляющим ЦСУ Украины, Минаев брал на работу «враждебные элементы», «выходцев из других партий, троцкистов и националистов». Так, при Минаеве «исключенный из партии троцкист Соколов, распространявший в ЦСУ письмо Троцкого, не только остается в аппарате ЦСУ, но и подает заявление о даче ему партийной нагрузки. Бюро (партии. – ред.) такое заявление рассматривает». В этом же документе отмечается, что «Минаев в ряде своих выступлений усыплял бдительность партийной организации».
Следствие велось больше полугода, но Сергей Владимирович так и не был сломлен. 13 июля 1937 года на закрытом судебном заседании, которое проходило без участия защиты и обвинения и без вызова свидетелей, он виновным себя не признал, все выдвинутые против него обвинения, равно как и показания других обвиняемых и свидетелей, отверг как ложные.
Минаев-Каневский был приговорен к высшей мере наказания по статьям 54-8 и 54-11 КК УРСР (террористический акт, подготовка контрреволюционных актов).
Согласно приговору, Минаев-Каневский являлся «активным участником антисоветской террористической организации правых, входил в состав руководства этой контрреволюционной организации на Украине, по заданию члена объединенного троцкистского центра Пятакова связался с руководителем контрреволюционной троцкистской террористической организации на Украине Коцюбинким, был организационно связан с руководителями Харьковской контрреволюционной организации правых Богуцким и Танциорой, вербовал в контрреволюционную организацию правых новых лиц и совместно с ними готовил террористические акты против членов Политбюро ЦК КПУ».
Приговор – «окончательный и обжалованию не подлежит» – был приведен в исполнение в тот же день в Киеве. Минаеву-Каневскому было 37 лет.
Жена Сергея Владимировича, Валентина Леонидовна Минаева, также была репрессирована как «член семьи изменника Родины» и отсидела в лагерях почти восемь лет.
В 1955 году она подала прошение о реабилитации мужа (всего за эти годы она подавала более 10 жалоб и прошений, которые остались без ответа). На допросе в качестве свидетеля, проведенном помощником военного прокурора в октябре 1955 года, она рассказывала, как после ареста мужа дважды или трижды смогла с ним увидеться на свидании, и как каждый раз он говорил ей, что ни в чем не виновен: «На свидании он мне говорил, что его вынуждают признаться правым. <…> Муж также говорил, что мучений выдержать невозможно. Мои свидания происходили в присутствии сотрудников НКВД, поэтому мы не могли свободно говорить. Однако в семейных обычных разговорах Минаев смог мне сообщить о том, о чем я уже указала выше».
Сергей Владимирович Минаев-Каневский был реабилитирован в 1956 году. Когда его жена и дочь оформляли документы о реабилитации, они попросили видных советских экономистов написать отзыв о нем, о его деятельности. Некоторые согласились, а некоторые отказались – во многих советских академиках и после смерти Сталина сидел страх.

Тогда же его брат Ян Семенович получил ложное свидетельство о смерти Сергея Владимировича, в котором значилось, что он умер в заключении 18 сентября 1938 года.
В определении Военной коллегии Верховного суда по вопросу о реабилитации особо отмечалось, что «показания <…> не могут служить доказательством виновности Минаева, так как они добыты в результате применения незаконных методов следствия».
 
 
Борис Федорович Заседателев родился в 1906 году в Москве. Его отец, Федор Федорович Заседателев, был известным московским врачом-ларингологом, профессором МГУ, одно время работал врачом при Большом театре, преподавал в Московской консерватории, автор ряда научных работ, в том числе труда «Научные основы постановки голоса» (1926 г.). Мать Бориса была дворянского происхождения.
Борис пошел по стопам отца и в 1930 году окончил медицинский факультет Московского государственного университета. С февраля по декабрь 1931 года он служил врачом в рядах РККА (Рабоче-крестьянской Красной армии).
К моменту ареста Заседателев работал врачом в поликлинике имени Семашко в Москве.
Бориса Федоровича арестовали 30 апреля 1937 года и обвинили в том, что он якобы организовал и возглавил «контрреволюционную группу, в состав которой входили выходцы из социально чуждой среды, объединенные общей ненавистью к политике и руководству ВКП(б), а главным образом к т. Сталину».
Остальных «членов группы» (всего в группе, по версии следствия, было пять человек) арестовали в период с 3 июля по 26 сентября 1937 года. Два «члена группы» – Сергей Александрович Федоров и Эрванд (Эрик) Амазаспович Тикиджиев – были школьными товарищами Заседателева, а с Эриком Бориса связывали и родственные узы – он был мужем двоюродной сестры Заседателева. Еще один «член группы» – Михаил Иванович Миловидов – был женат на сестре Заседателева и, как позже рассказывал на допросе в качестве свидетеля в 1940 году (три года спустя после приговора) отец Заседателева, Федор Федорович, «был и по возрасту, и по положению далек молодежи, угрюм и всегда молчалив». Федор Федорович утверждал, что, хотя все они и приходили – кто часто, кто редко – в гости, но «среди этой бывавшей у меня компании никакой антисоветской группировки не было и не могло быть ввиду исключительной разношерстности этой компании».
Тем не менее, следователи легко сфабриковали дело и менее чем через полгода после ареста «руководителя» группы вынесли всем пятерым приговор. Согласно обвинительному заключению, составленному 16 октября 1937 года, участники группы «вели озлобленную контрреволюционную агитацию, обсуждали приемы и методы борьбы с советской властью и ставили своей непосредственной задачей подготовку активных выступлений против руководителей ВКП(б) и Советского правительства». Следствие утверждало, что группа готовила теракт против Сталина, «истребление местных и низовых руководителей советской власти», «акты крупного вредительства и диверсий», а также «активные выступления против советской власти в тылу в случае войны».
На следующий день, 17 октября, все пятеро были приговорены «тройкой» при УНКВД по Московской области к высшей мере наказания. Приговор был приведен в исполнение 21 октября 1937 года. Заседателеву шел 32-й год. У него осталась жена и двое детей – трехлетняя дочь Лидия и сын Борис, которому было всего четыре месяца, когда отца арестовали.
Все пятеро, проходившие по этому делу, в 1956 году были полностью реабилитированы «за отсутствием состава преступления».
 
Кузнецов Степан Матвеевич родился в 1891 году в деревне Домашнее Княгининского уезда Нижегородской губернии в семье крестьянина-бедняка. Он окончил всего три класса церковно-приходской школы, с восьми лет пошел на заработки – сначала работал пастухом, потом подмастерьем у местного плотника.
В 1914 году Степан устроился работать на Сормовский завод плотником деревообделочного цеха. В партию большевиков вступил в 1915 году и быстро стал одним из руководителей Сормовской партийной ячейки. В 1916 году Кузнецов был избран членом Сормовского комитета РСДРП(б), активно участвовал в организации и проведении всеобщей забастовки сормовских рабочих летом 1916 года.
С 1917 по 1923 годы он занимал различные должности, в том числе был председателем Сормовского совета, заместителем председателя, а затем и председателем Исполнительного комитета Нижегородского губернского Совета, председателем Нижегородского губернского комитета РКП(б), председателем Херсонского губернского революционного комитета, председателем Исполкома Харьковского губернского совета.
В 1923 году Кузнецов был назначен на должность народного комиссара финансов Украинской ССР, был также членом коллегии Наркомата финансов СССР. В 1926 году – новая должность: заместитель народного комиссара финансов СССР. Затем он год проработал председателем Исполкома Сибирского краевого совета, а в 1930 году занял должность заместителя председателя Государственной плановой комиссии (Госплана) при Совнаркоме СССР.

В 1931 году Кузнецова направили в командировку в Харбин, где до мая 1935 года он занимал должность товарища председателя правления Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Тогдашний вице-консул генерального консульства СССР в Харбине И.Т. Козлов много позже писал о Кузнецове: «Нужно было мудро, не нарушая китайских национальных чувств, проводить политику советско-китайского паритета. С этой весьма сложной задачей С.М. Кузнецов справлялся талантливо <…> Даже будучи в достаточно солидном возрасте, он изучал не только историю, быт, нравы и народное хозяйство Китая, но и китайский язык».
К моменту ареста он занимал должность председателя Сталинградского областного исполнительного комитета.
30 июня 1937 года Степана Матвеевича срочно вызвали в Москву. Вот что об этом писала много позже работавшая с ним в Сталинградском облисполкоме Волкова: «Я помню вечер этого дня. Получивши вызов, Степан Матвеевич вернулся в Облисполком. Он бы в крайне удрученном состоянии, на лице была черная тень, всегда приветливый, он молча прошел в свой кабинет, не давая никаких поручений. Уходя, сказал, что сегодня выезжает в Москву, и просил не провожать, как это было принято». Волкова так характеризовала своего начальника: «Его стиль работы: выдержанность, вежливость, демократичность, настойчивость в проведении принятых решений, терпеливое разъяснение стоящих задач в работе, требовательность исполнения».
Степан Матвеевич был арестован 29 июля 1937 года. Его обвинили в том, что он «являлся одним из руководителей право-троцкистской организации, проводившей в 1935-1937 годах в Сталинградской области по заданию московского контрреволюционного центра и иностранных разведок террористическую, шпионскую, диверсионную и повстанческую деятельность». Кузнецов, по данным следствия, якобы состоял в этой организации с 1928 года и поддерживал связь с Алексеем Рыковым, по заданию которого в 1935 году «развернул вербовочную работу в Сталинграде и создал подпольную организацию правых, которая в 1936 году объединилась с троцкистской организацией, возглавлявшейся И.М. Варейкисом» (первый секретарь Сталинградского крайкома партии. – ред.).


Следователи вынудили Кузнецова признаться в том, что он якобы готовил теракт против В.М. Молотова и М.И. Калинина: «Мы приняли меры, чтобы Калинин остановился в доме отдыха «Горная поляна» и там организуем отравление, подмешав ему яд в пищу, воду или вино. На тот случай, если Калинин останется в своем вагоне, убийство совершить путем применения огнестрельного оружия…» Организация, которую якобы возглавлял Кузнецов, по мнению следователей, «развернула интенсивную деятельность по подготовке вооруженного восстания, для чего было проведено ряд совещаний членов организации, <…> были созданы довольно большие отряды казаков-повстанцев, укомплектованные соответствующими кадрами начсостава…».  
Но этого следователям было мало, и они добавили обвинения в предательстве. Готовившееся восстание, «в каких бы размерах оно не произошло, немедленно будет использовано Германией и Японией для выступления против СССР под предлогом "помощи народу Советского Союза, восставшему против большевистского ига"». И конечно же харбинское прошлое Кузнецова не могло остаться незамеченным следователями. Они обвинили его в том, что «в 1935 году в Токио был завербован на шпионаж японской военной разведкой, в 1936 году в Сталинграде перевербован польским и германским разведчиками и привлек для шпионажа в пользу Японии, Германии и Польши часть членов организации».
Через полгода – 14 января 1938 года – Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Кузнецова к высшей мере наказания по обвинению в «активном участии в контрреволюционной, троцкистско-зиновьевской, террористической организации, подготовившей и осуществившей 1 декабря 1934 года злодейское убийство тов. С.М. Кирова и своими дальнейшими действиями (1934–1937 гг.) подготовлявшей теракты против руководителей ВКР(б) и Советской власти» (статьи 58-1а, 58-9 и 58-11). Приговор был приведен в исполнение в ночь на 15 января. Кузнецову было 47 лет.
У него остались жена и трое детей – 14-летняя Ирина, 19-летний Сергей и 26-летняя дочь Анна, у которой к тому моменту уже была своя семья. Его жена Эльза Григорьевна Кузнецова, экономист Облплана, как «член семьи изменника Родины» была арестована 13 августа 1937 года и 19 апреля 1938 года приговорена к восьми годам исправительно-трудовых лагерей. Срок отбывала в Темлаге. Была освобождена досрочно в 1944 году. Сын Сергей, студент Сталинградского механического института, был арестован 31 августа 1937 года и осужден 9 января 1938 года на пять лет лишения свободы. Срок отбывал в Белбалтлаге, после отбытия срока остался вольнонаемным в лагере, где скончался от воспаления легких.
Степан Матвеевич Кузнецов и Эльза Григорьевна Кузнецова были реабилитированы в 1956 году, Сергей – в 1988 году.
 

Абрам Григорьевич Майофис родился в 1885 году в городе Двинске.
С 1904 по 1919 годы состоял в Бунде, затем два года – в Комбунде в полосе отчуждения КВЖД, был членом еврейского рабочего клуба «Цукунфт» («Будущность») в Харбине с членским билетом № 2. В РКП(б) вступил в 1921 году. Одно время руководил партийной работой в Харбине (об этом пишет в своей статье историк Олег Шинин «Организация органами Советской власти Амурской области военной агентурной разведки в 1920 году»: «Так, еще весной 1920 г. военный отдел Дальневосточного бюро ЦК РКП(б) рассматривал необходимость проникновения в руководящие центры белогвардейских организаций, обосновавшихся в Маньчжурии. Под покровительством председателя Правления КВЖД генерал-лейтенанта Д. Л. Хорвата в Харбине и в полосе отчуждения КВЖД осело значительное количество военнослужащих бывших колчаковских и семеновских частей. Это был самый крупный резерв контрреволюции в Приморье. Для разведывательной работы там заведующий военным отделом Дальбюро ЦК РКП(б) К. Ф. Пшеницын остановился на кандидатуре Павла Телешева, который под фамилией Никитенко был направлен в Харбин. Город и обстановку на КВЖД он знал превосходно, свободно объяснялся на китайском языке. Партийной работой в Харбине в то время руководил Абрам Григорьевич Майофис, но он со своей группой был настолько глубоко законспирирован, что Пшеницын решил не привлекать его к активной разведывательной работе».
В 1922 году Майофис переехал во Владивосток, где одно время руководил Дальневосточным банком.
В 1923 году в Харбине был создан Дальневосточный банк (не путать с Дальневосточным банком в Хабаровске), который возглавил Майофис. У банка было шесть филиалов, и он обслуживал в первую очередь финансовые нужды КВЖД. В 1923 году в журнале «Экономическая жизнь Приморья» вышла статья Майофиса «Первый год работы Дальне-Восточного Банка во Владивостоке».
В 1925 году Майофис стал членом Владивостокского горсовета. Но через несколько лет судьба закинула его на другой конец страны – в Архангельск, где в 1928-1930 годах он руководил Архангельским отделением Государственного банка СССР (с 1929 года – Северная краевая контора Государственного банка СССР). К моменту ареста Абрам Григорьевич уже жил в Москве и занимал должность начальника финансового сектора во Всесоюзном совете промысловой кооперации.
Майофиса арестовали 26 августа 1937 года и менее чем через три месяца – 15 ноября 1937 года – приговорили к высшей мере наказания по обвинению в «экономическом шпионаже в пользу Германии и участии в троцкистской террористической организации». Приговор бы приведен в исполнение в тот же день. Ему было 52 года.
Абрам Григорьевич Майофис был реабилитирован в 1956 году.
 
Юрий Владимирович Грум-Гржимайло родился в 1904 году в Алапаевске (Урал) в семье дворянина, известного русского горного инженера и металлурга, впоследствии члена-корреспондента АН СССР, Владимира Ефимовича Грум-Гржимайло и Софьи Германовны Тиме, дочери горного инженера, главного лесничего Нижнетагильского горного округа Германа Августовича Тиме. Родной дядя Юрия – не менее известный, чем его отец, ученый и путешественник Григорий Ефимович Грум-Гржимайло. Другой родной дядя Юрия, Михаил, был военным, специалистом по артиллерийскому делу и изобретателем, участвовал с Григорием в его экспедициях. В 1920 году генерал в отставке Михаил Ефимович был задержан в Петровском порту, полгода провел в Бутырской тюрьме, 8 мая 1921 года скончался в тюремной больнице (см. здесь). 
В семье было семеро детей, Юрий был шестым ребенком и младшим из пятерых братьев. Он, как и его братья Алексей и Сергей, получил высшее образование. Все трое работали в «Государственном бюро металлургических и теплотехнических конструкций» (БМТК), который их отец открыл в 1924 году фактически на базе созданного им еще в 1915 году «Металлургического бюро В.Е. Грум-Гржимайло». Бюро занималось проектированием печей, сушил и других тепловых агрегатов для разных отраслей промышленности, а также бытовых и отопительных печей. В 1930 году БМТК было передано в ведение объединения по строительству новых металлургических заводов и получило название ”Стальпроект”. Институт подчинялся непосредственно Народному комиссариату тяжелой промышленности СССР.
В «Стальпроекте» Юрий Владимирович работал главным инженером-конструктором, специализировался на проектировании нагревательных печей для прокатных станов. Он также был автором ряда научных работ в области металлургии, работал доцентом кафедры «Металлургические печи» Московского Института стали.
Серьезные репрессии в «Стальпроекте» начались в 1937 году. Так, 2 сентября был задержан старший инженер мартеновского отдела института Николай Константинович Флеровский. 8 октября он был приговорен к высшей мере наказания по обвинению в «шпионаже в пользу германской разведки и участии в подготовке теракта против руководителей ВКП(б) и советского правительства». Были арестованы инженеры А.П. Кожин и Б.И. Лукоянов.
Юрия Владимировича арестовали в ночь с 17 на 18 февраля 1938 года по обвинению в «участии в контрреволюционной организации, состоявшей из враждебного советской власти инженерства, имевшего связи с участниками Промпартии». В тот же день, по другому адресу – Большой Афанасьевский переулок, 3 – арестовали и его брата Алексея, главного инженера Главкаучука Наркомата тяжелой промышленности СССР (заявку на установку ему мемориальной таблички подала родственница. «Последний адрес» ведет переговоры по согласованию разрешения на установку таблички – ред.), а также еще нескольких сотрудников «Стальпроекта» – , в том числе инженера-конструктора А.А. Чижова.
Уже на допросе 22 февраля Юрий Владимирович, согласно архивным документам, в том числе «Сводке важнейших показаний арестованных по ГУГБ НКВД СССР за 22 февраля 1938 года», якобы признался в участии в этой «контрреволюционной организации» и «показал, что антисоветская деятельность организации заключалась в невыполнении планов, неправильном использовании капиталовложений, неполном использовании средств на научно-исследовательскую работу лабораторий и конструкторскую работу и в прямом вредительстве», что, по мнению следствия, «имело целью ослабление мощи советского государства и реставрацию капитализма в СССР».
В этой «вредительской контрреволюционной организации» как утверждало следствие, состоял и брат Юрия, Алексей, а также ряд конструкторов и инженеров «Стальпроекта». Все они якобы вели «вредительскую работу в проектировании и конструировании промышленных печей, срывая сроки проектирования, перерасходуя материалы при строительстве печей, удорожая строительство и игнорируя стахановские методы».
Юрий Владимирович пробыл в тюрьме под следствием семь месяцев. 15 сентября 1938 года его приговорили к высшей мере наказания по обвинению в «участии в контрреволюционной организации». Приговор был приведен в исполнение в тот же день. Ему было 34 года.
Алексей Владимирович Грум-Гржимайло был расстрелян месяцем раньше – 22 августа 1938 года – также по обвинению в «участии в контрреволюционной организации». Репрессирован – еще раньше – был и брат Юрия и Алексея, Николай. Он тоже был инженером-металлургом, был арестован 12 февраля 1933 года по обвинению во вредительстве и приговорен к трем года ссылки, которую отбывал в Мариинске. По ходатайству президента Академии наук А.П. Карпинского и академика М.А. Павлова он был освобожден из ссылки и переведен на Златоустовский завод, где проработал 40 лет.
У Юрия Владимировича осталась жена, Людмила Владимировна Краузе и семилетний сын Владимир.
Долгое время в семье ничего не знали о судьбе Юрия Владимировича. В 1949 году родные получили ложное свидетельство о смерти, в котором говорилось, что он скончался 18 февраля 1944 года от воспаления легких.
Юрий Владимирович и Алексей Владимирович Грум-Гржимайло были реабилитированы в 1955 году. Тогда же родные получили второе, тоже ложное свидетельство о смерти Юрия Владимировича, в котором
приводились те же данные, что и в первой. В 1990 году они получили третье свидетельство о смерти, в котором уже значатся истинные дата и причина гибели Юрия Владимировича Грум-Гржимайло.
Сведения для статьи о Ю.В. Грум-Гржимайло взяты из архивов «Мемориала», сайта архива  Московского политического Красного Креста, сайта «Истмат», статьи Вадима Рыхлякова «К истории рода Грум-Гржимайло».
 
Церемония установки таблички «Последнего адреса»
(фото Большой Кисловский, 5-7, стр.1,
фото Большой Кисловский, 5-7, стр. 2) (видео)



Фото:Мария Олендская


Неправильно введен e-mail.
Заполните обязательные поля, ниже.
Нажимая кнопку «Отправить» вы даете согласие на обработку персональных данных и выражаете согласие с условиями Политики конфиденциальности.