Дворовый корпус дома № 28 по Загородному проспекту появился в 1876 году трудами архитектора Дмитрия Покотилова. Скрытый от лицевой линии улицы этот дом скуп в своих фасадных чертах.
Здесь с 1896 года до 1908 года проживал со своей семьей композитор Н.А. Римский-Корсаков. В 1971 году в его квартире был открыт мемориальный музей.
Помещения этой же квартиры занимала когда-то и большая семья Дитерихс-Одинцовых. Пять членов семьи были убиты во времена советского государственного террора.
Андрей Павлович Дитерихс родился в 1872 году в Петербурге. Служил в царской армии, дослужился до чина полковника, имел много наград. В 1914 году он был ранен в живот и получил инвалидность.
«Дедушка Андрей Павлович имел инвалидность без права работать, но так как детей у него было трое, он вынужден был подрабатывать, продавая газеты, - писала в воспоминаниях внучка Андрея Павловича, Ирина Кирилловна Одинцова, потерявшая в годы Большого террора мать, отца, дядю, дедушку и брата дедушки. - Бабушка была когда-то сестрой милосердия, что помогло в уходе за тяжелобольным дедушкой. Болеть ему было от чего. В 1931 году его арестовали и осудили как «опасного элемента» на пять лет, но через три года освободили совершенно уничтоженным морально и физически после пыток. Имел красивые и здоровые зубы до ареста, а вернулся с выбитыми зубами».
Вернувшись в Ленинград в 1934 году из ссылки, которую отбывал в Северо-Двинской области, Андрей Павлович устроился на работу гардеробщиком артели в Финансовом комбинате. «Мирная и спокойная жизнь продолжалась недолго - до убийства Кирова. Снова арестовали дедушку (10 марта 1935 года. – ред.), а с ним и бабушку, и дядю с женой и восьмимесячной дочерью. В тюрьме их продержали три дня, после чего выслали с «кировским потоком» (17 марта 1935 года, как «социально опасный элемент» на пять лет ссылки. – ред.). Бабушку с дедушкой - в Казахстан, бессрочно. Дядю с семьей - в Воронеж. Дедушка с бабушкой безропотно жили в ссылке, а дядя хлопотал и вскоре добился снятия ссылки и возвращения в Ленинград».
Дитерихс отбывал срок в Кустанае, где 22 декабря 1937 года его вновь арестовали и всего через неделю, 29 декабря, приговорили к смерти за «контрреволюционную агитацию и пропаганду» (по статье 58-10 УК РСФСР). Приговор был приведен в исполнение 30 декабря 1937 года. Ему было 65 лет.
Сын и дочь Андрея Павловича - Павел Андреевич Дитерихс (родился в 1906 году) и Елена Андреевна Одинцова (родилась в 1909 году) - были арестованы в Ленинграде 26 октября 1937 года как члены Российского общевоинского союза. Эту организацию, никогда не существовавшую, придумали сотрудники НКВД.
Вспоминает Ирина Кирилловна Одинцова: «Моя мама была домохозяйкой и воспитывала меня. Мама рисовала, сама искусно изготавливала кукол, шила им платья, мастерила им шляпки из соломки и продавала, чтобы подработать.
Брат мамы, Павел Андреевич Дитерихс, был инженером по водопроводу и канализации.
26 октября 1937 года, в одну ночь и один час, арестовали маму и дядю Павла. Мамина сестра случайно уцелела: ее должны были арестовать накануне этой злосчастной ночи и пришли к ней с ордером, а она была в театре и потом заночевала у подруги. Так тете Марине удалось избежать немедленного ареста, но ее неоднократно по ночам «приглашали» на допросы в Большой дом, куда она каждый раз шла, не надеясь на возвращение. Маму, дядю и дедушку приговорили к высшей мере наказания и расстреляли «за шпионаж» - занимались, дескать, немецко-польской деятельностью против СССР. Дедушка - как офицер царской армии, а дети «выполняли задание отца».
Павел Андреевич был расстрелян 20 декабря 1937 года, Елена Андреевна - 8 января 1938 года по так называемому списку № 2 шпионов – членов Российского общевоинского союза. В предписании на расстрел ее имя значится 41-м из 50 приговоренных к высшей мере наказания.
Ее дочь вспоминает: «После ареста мамы мы с папой были уверены, что произошло какое-то недоразумение, и мама вскоре вернется домой. Но вдруг по телефону нам позвонил сам начальник НКВД Заковский и предложил принести маме передачу. Папа с осторожностью спросил: «Вы куда-то ее переводите?», после чего последовал ответ: «Вы напрасно беспокоитесь о ней, вот если бы вы знали дело ее брата… – а она в лучшем положении».
Сразу же после телефонного звонка мы с папой решили, что маму осудили и высылают на Дальний Восток или Соловецкие острова, и побежали по магазинам закупать теплые вещи и калорийные продукты. Купили самый большой чемодан, фетровые валенки, кое-что из дома добавили теплого, положили несколько килограмм свиного шпика и 30 плиток шоколада. Может быть, еще что-то, чего я не запомнила, но чемодан оказался тяжелым, и Заковский потом даже ахнул, как бы утешая.
Передачу понесли мы вместе, надеясь на свидание мамы со мной. Пропуск был заготовлен на папу, а я его ждала на улице, так как мне запретили - а был мороз - ждать папу в вестибюле. В свидании нам было отказано, по всей вероятности, к этому времени, мамина судьба была предрешена, вернее, ее уже не было в живых, а Заковскому это было известно одному из первых.
Мамочка моя была очень красивая, талантливая во всем, с дивным мягким характером, вообще какая-то неземная, люди, на улицах встречаясь с ней, оглядывались, а мужчины останавливались, как вкопанные.
Ушла из жизни она в возрасте всего лишь 28 лет».
Кирилл Сергеевич Одинцов, сын генерала Кавалерийского корпуса царской армии, родился в 1903 году в Петербурге, окончил Кадетский корпус. После ревоолюции работал инспектором статистической группы Государственного областного банка.
Его дочь Ирина Кирилловна вспоминает: «Папе трижды предлагали в милиции отказаться от мамы после ее ареста. «Ты представь, - говорил мне потрясенный папа, - если бы я отказался, как бы ей представили этот отказ за решеткой. Мама очень мягкая, кроткая, необыкновенная. Если ее выслали в лагерь, наверняка будет там обслуживать, обшивать жен каких-нибудь начальников и обязательно выживет!» Папа очень верил, что мама останется в живых».
18 февраля 1938 года «за жену Одинцову (Дитерихс) Елену Андреевну, осужденную по статье 58-6», к этому моменту уже расстрелянную, его выслали с девятилетней дочерью в Кустанай, где он устроился работать начальником статгруппы Кустанайского облгосбанка.
9 октября 1941 года Кирилла Одинцова арестовали – «по доносу одного из ссыльных, бухгалтера проектного института Павлова, - пишет в своих воспоминаниях его дочь. - Папе по роду его деятельности довелось производить в этом институте ревизию и обнаружить большую растрату. Помню, как я, придя с улицы, застала такую картину: господин Павлов, по возрасту гораздо старше папы, стоял перед ним на коленях и просил о помощи в растрате. Мы сами были нищими, папе пришлось отказать ему в просьбе, после чего Павлова привлекли к судебной ответственности, арестовали. Защищаясь, Павлов наговорил на папу, будто тот ежедневно с радостью отмечал на географической карте города, взятые немцами. Вот папу и арестовали. Мне уже было 13 лет, и уже с девяти лет был какой-то опыт. Я одновременно с папой писала - хлопотала о маме, а теперь выхлопотала свидание с папой.
Следователь заранее взял с меня слово, что я не буду плакать при встрече, и устроил нам на несколько минут свидание. Папа сказал, чтобы я наняла защитника, сказала ему, что папа ни в чем не виноват, и передала газеты с рассказами о дедушке - папином отце, ведь это могло повлиять на дальнейшую папину судьбу. Слово, данное следователю, я выдержала - сдержалась от слез. Платить защитнику мне было нечем: я была школьницей, время было военное. Я имела лишь хлебную карточку как иждивенка и жила в комнате землянки, которую мы снимали и отапливали. Но у меня осталось папино обручальное кольцо, и я рассчиталась им с защитником. Все старания защитника ни к чему не привели, и папу приговорили к высшей мере наказания «за измену Родине».
На суде мне не разрешили присутствовать, а во время зачитывания приговора - пригласили. Приговор, вынесенный папе, я слышала своими ушами: «В 24 часа привести в исполнение». Папе разрешили сказать последнее слово, на что он ответил: «Я прошу позаботиться о моей несовершеннолетней дочери, которая осталась без всяких средств к существованию». На что судья ответила: «Детям врага народа мы не помогаем»».
4 ноября 1941 года Одинцову предъявили обвинение в том, что он, «находясь в ссылке и будучи враждебно настроенным к Советской власти на протяжении 1940-1941 годов систематически среди рабочих и служащих Кустанайского госбанка, вел антисоветскую агитацию, распространял провокационные слухи, чем самым пытался создать паническое настроение среди населения. Во время вероломного нападения фашистской Германии на Советский Союз Одинцов усиленно стал распространять антисоветскую и пораженческую агитацию, неоднократно восхвалял немецкую армию и фашистский строй. Одновременно доказывал о скором падении Советской Власти, тем самым пытался создать паническое настроение среди служащих…»
22 ноября 1941 года Кирилл Сергеевич Одинцов был приговорен к расстрелу. 16 марта 1942 года приговор был приведен в исполнение. Ему было 39 лет.
После репрессий родственников Ирина Одинцова осталась без жилья и средств к существованию: «Так я и жила восемь месяцев - на подаяния учителей, соседей, хозяйки, которая не брала с меня платы за жилье. После чего выбралась из ссылки к тете Марине. Во время войны ее эвакуировали с проектным институтом в Ульяновскую область, и там она работала старшим техником. Узнав из моих писем, что я осталась совсем одна, она прислала деньги на билет.
Я благополучно доехала до тети и бабушки, а к тому времени бабушка перебралась к ней. Тетя меня удочерила, и поэтому мы смогли в 1945 году вернуться в Ленинград, тетя же чуть раньше. Тетя устроила меня на работу, обучила работе копировщицы.
Бабушке пришлось оставаться в изгнании до 1953 года, до смерти Сталина, потому что ей не отменяли ссылку. С 1945 по 1953 годы мы с тетей регулярно помогали бабушке деньгами и посылками и по очереди ездили к ней в отпуск. Жить в преклонном возрасте ей было нелегко. К тому же она снимала плохо протапливаемую комнату с одинарными шатающимися рамами и русской печкой. Зимой спать можно было только одетой, в комнате была минусовая температура. Чернила замерзали - так и видно было, как обрывались фразы в бабушкиных письмах. В возрасте 78 лет бабушке удалось вернуться в родной город и прожить вместе с нами еще пять лет.
В общем, за короткий период из нашей семьи насильственно были уничтожены пять человек ни за что: мама, дядя, дедушка, брат дедушки и папа. В первом свидетельстве о смерти моей мамы, выданном в 1958 году, указано, что она умерла 3 марта 1944 года от рака печени. Из свидетельства о ее смерти, выданном в 1989 году, ясно, что ее расстреляли в Ленинграде 8 января 1938 года».
Дела членов этой семьи были затем пересмотрены по всем приговорам – вся семья Дитерихс (Одинцовых) была полностью реабилитирована.
Церемония установки таблички «Последнего адреса» (фото)
*** |
Книга памяти "Ленинградский мартиролог"
содержит сведения еще трех репрессированных, проживавших в этом доме. Если кто-то из наших читателей хотел бы стать инициатором установки мемориального знака
кому-либо из этих репрессированных, необходимо прислать в «Последний адрес» соответствующую заявку. Подробные пояснения к процедуре подачи заявки и ответы на часто задаваемые вопросы опубликованы на нашем сайте. |