Москва, ул. Усачева, 29, строение 1 и 2

По адресу Усачева, 29 находится комплекс зданий, построенных в 1928 году по проекту архитекторов А.И. Мешкова, Н.М. Молокова, Н.А. Щербакова, А.Н. Волкова и инженера Г.П. Масленникова.

Согласно базам «Мемориала», в разных корпусах этого комплекса зданий в 1930-х годах проживало 26 человек, ставших жертвами политических репрессий. В марте 2017 года мы установили  на корпусе № 1 первую мемориальную табличку. Сегодня здесь появились еще два памятных знака: один на корпусе № 1, другой на корпусе № 2. Заявки на их установку подал политолог Алексей Макаркин. Он же подготовил для нас тексты о репрессированных, которые мы публикуем ниже.

Сергей Федорович Рыбин (Рыбин-Луговской) родился в 1885 году в селе Дедилово Богородицкого уезда Тульской губернии в семье крестьян Луговской слободы, входившей в состав села. Он окончил двухклассное училище в родном селе, где позднее работал секретарем санитарного попечительства. В 16 лет Сергей вступил в Партию социалистов-революционеров. Впервые его арестовали в январе 1906 года за распространение среди крестьян и сельских учителей нелегальной литературы. Всего по политическим делам до революции он привлекался четыре раза, отбывал ссылку в Сибири.

Сергей Федорович окончил Московский коммерческий институт. В 1914 году он женился на Любови Васильевне Самойловой (1887-1949), дочери купца, окончившей Ливенскую гимназию и Высшие женские курсы, учительнице математики, примыкавшей к эсерам. В 1915 году у них родилась двойня: девочки Ольга и Евгения, через три года в семье появилась младшая дочь Нина.

Исследователи не до конца понимают происхождение фамилии Рыбин-Луговской: была ли она навеяна ностальгией по романтической юности или Сергей Рыбин пользовался подпольным псевдонимом, впоследствии ставшим устоявшейся фамилией. Уже во время его ранних арестов при советской власти в документах указывалась двойная фамилия. Жена и дети носили фамилию Луговских.

В 1916 году Сергей Федорович был мобилизован в армию. По окончании школы прапорщиков он отправился для прохождения службы в 28-й пехотный запасной полк в составе 29-й пехотной запасной бригады в Вязники. После Февральской революции вошел в состав уездного временного исполкома в Вязниках, с конца марта 1917-го он - председатель президиума Вязниковского уездного комитета партии эсеров. В мае был избран делегатом Всероссийского съезда крестьянских депутатов, а осенью – членом исполкома съезда. С этого времени Рыбин-Луговской ​становится политическим деятелем общероссийского масштаба: участвует в работе Демократического совещания, избирается членом Всероссийского демократического совета. Затем, как член этого органа, входит в состав Временного совета Российской Республики (Предпарламента). 13 ноября на II Всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов он был переизбран в исполком, затем стал членом объединенного ВЦИК.

Рыбин-Луговской принимал активное участие в формировании Партии левых социалистов-революционеров, был одним из разработчиков экономической программы партии, участвовал в ее учредительном съезде. Как экономист был делегирован левоэсеровской фракцией в Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), позже был членом ЦК партии. В июне 1920 года он присоединился к легалистскому крылу партии, принадлежал к большинству ЦК, занявшему лояльную позицию по отношению к большевикам и выступавшему за поддержку Красной Армии и участие в социальном строительстве.

Весной 1921 года Рыбин-Луговской выехал с семьей в Калачинский уезд Омской губернии, где работал заведующим отделом снабжения райсоюза. Он был ненадолго арестован Омской губЧК, но освобожден под подписку о невыезде.

По возвращении в Москву Сергей Федорович был избран секретарем центрального бюро Объединения Партии левых социалистов-революционеров и Союза социалистов-революционеров-максималистов.

Рыбин-Луговской ​принимал участие в создании артели булочников «Вольность труда», основанной на кооперативно-синдикалистских принципах. После закрытия артели по суду в начале 1923-го в апреле того же года вместе с 11 другими артельщиками он учредил пекарню «Трудовая вольность», на базе которой затем была развернута артель «Муравейник».

Первые три месяца никто из учредителей жалованья не получал, наоборот, «когда не хватало денег для покупки муки, продавали последнее барахло из дома». Заработок каждого артельщика в то время составляли паек (1–1,5 кг хлеба на семью) и общий артельный стол. К августу того же года, когда был зарегистрирован устав артели, в двух пекарнях с магазинчиком под той же вывеской уже работало около 70 человек. Сергей Федорович работал председателем правления артели, также занимая должность члена ревизионной комиссии Москопищепромсоюза.

К 1928 году в артели «Муравейник» - в открытых к тому времени семи пекарнях, 19 магазинах и на одной кондитерской фабрике - работало уже 393 человека. При артели существовали бесплатная столовая, парикмахерская, школа, библиотека, театральный кружок, покупались билеты в ложи театров, постоянно отчислялись деньги в поддержку политзаключенных, находящихся в тюрьмах, лагерях и ссылках. В конце 1928 года Сергея Федоровича вызвали в Москопищепромсоюз и предложили ввести в состав правления нескольких членов партии большевиков. Он категорически отказался. Его вызывали еще дважды и в последний раз предупредили, что, если он не примет в артель нужных людей, ее закроют, на что Рыбин-Луговской заявил: «Ну и черт с вами, закрывайте!».

7 января 1929 года Сергей Федорович вместе с большой группой артельщиков был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму. Его обвинили в том, что под его руководством артельщики «систематически устраивали сборы пожертвований в пользу высланных и заключенных леваков и, пользуясь своим руководящим положением в артели «Муравейник», участники группы очень часто устраивали у себя в артели бежавших из ссылки леваков, проживающих на нелегальном положении. В конце 1928 года СО ОГПУ располагал агентурными данными, указывающими, что участники группы ведут среди членов артели «Муравейник» злостную антисоветскую агитацию, и на основании имеющихся данных группа была ликвидирована. <…> Во время обысков у Рыбина был обнаружен один экземпляр книги «Пути Революции» заграничного левоэсеровского издания «Скифы», что подтверждает связь Рыбина с находящимся за границей леваком Штейнбергом».

9 марта 1929 года Рыбин-Луговской вместе со всеми арестованными был приговорен ОСО при Коллегии ОГПУ к трем годам ссылки в Северный край и отправлен в Усть-Сысольск.

Вернувшись в Москву в январе 1932 года, Сергей Федорович устроился на работу экономистом в столовую № 23, затем – экономистом на строительстве домов для метростроевцев. Во время паспортизации весной 1933 года некоторое время он жил в Калязинском районе, затем выехал в Можайский район, где работал на стройке. Потом вышел на пенсию по инвалидности.

Сохранились письма, которые Сергей Федорович писал в те годы дочерям. Вот некоторые выдержки из них: «Значит, вы начинаете читать, ну, это хорошо. Относитесь ко всему критически, проверяйте, не берите на веру, выясняйте в других книгах, о своих сомнениях напишите мне, и я отвечу всегда охотно, правда, в письме всего не скажешь. Главное, не спешите строить своих убеждений из прочитанных двух-трех книжек, не спешите, ибо это не все, нужно знать все возражения и мнения „за“ и „против“. Иногда ведь и не найдешь прочитать необходимую литературу по тому или другому вопросу, а нужно знать – следовательно, спросить придется».

«Вы знаете, я совсем не умею танцевать, не умею играть ни на одном инструменте, не умею кататься на коньках, не умею даже смеяться как следует. Почему? Да, очевидно, жизнь моя сложилась так, что этому учиться некогда было. Но я не сетую на жизнь за это, я заменил эти удовольствия тем, что жил всегда в союзе с идеей, я не понимал мещанского нытья и не мечтал о мещанском счастье, оно мне было чуждо совершенно. И если бы мне предложили мешок золота и „блаженную“ жизнь буржуя, при условии быть только обывателем, то есть не интересоваться общественной, политической, научной (жизнью. - прим. ред.), я бы отказался, я бы просто не выжил в таком мещанском довольствии, настолько все это для меня чуждо, непонятно».

«Теперь о советах моих вам. Мне особенно хочется, чтобы из вас получились настоящие люди, интеллигентные, серьезные, умные. Поэтому я с большой осторожностью смотрю за каждым вашим шагом. Вы должны быть достаточно серьезными в своем поведении, и я не сомневаюсь в этом. Но я много наблюдал за молодежью современной, комсомольской, и она мне не нравится. Нравы слишком распущенны. Много нехорошего среди них, об этом и в газетах попадается часто ряд всевозможных сообщений. Ваши воспитатели (если они только есть) имеют нездоровый уклон, к сожалению, его не желают замечать, уделяя чересчур много общественному и политическому воспитанию (обработке) молодежи, они забыли основное – человеческую личность, ее цельность, а их общественность значительно ниже среднего».

«Я не то, что старею духом, но как-то чувствую себя лишним, вернее, посторонним от этой жизни, хотя мне и больно от этого, так как вся моя жизнь была крепко связана с этой жизнью и народом. Связав с ним всю свою судьбу, я должен нести и всю ответственность за его удачи и неудачи».

Во время приезда в Москву для лечения глаз в ночь с 14 на 15 октября 1935 года Сергей Федорович был вновь арестован. Его обвинили в том, что, вернувшись в Москву после ссылки, он «продолжал поддерживать связи с бывшими эсерами, сам скрывался и проживал без прописки в Москве и без определенных занятий». В конце декабря дело в отношении Рыбина-Луговского было прекращено, и его должны были освободить, но по какой-то причине этого не случилось.

«А папа сидит в Бутырках, - писала его младшая дочь Нина в своем ставшем знаменитым дневнике, изъятом у нее при аресте и много позже обнаруженном сотрудниками «Мемориала» в следственном деле. – Сидит со своей дикой и беспомощной ненавистью, со своей энергией и одаренностью и больными глазами. Сегодня я была в Паз. Красном Кресте и подала заявление. Любопытное учреждение, которое много кричит о себе и ровно ничего не делает. Я слышала от окружающих, что они ходят по несколько лет, не добиваясь никакого толку. Народу много, помещение отвратительное, похожее на закуток. Посетителям очень мило отвечают, что «мы постараемся, но вряд ли из этого что-нибудь получится». Достойный ответ».

2 февраля 1936 года Рыбин-Луговской был приговорен «за контрреволюционную агитацию» к трем годам ссылки, которую отбывал в Семипалатинске (Казахстан). В сентябре 1936 года он был уволен с поста экономиста Казснабсбыта и больше не смог найти работу.

Каждые три недели Любовь Васильевна была вынуждена посылать ему 50 рублей, чтобы он не умер с голоду.

В декабре того же года полуслепой Рыбин-Луговской был вновь арестован. Его привезли в Москву и судили по обвинению в «участии в контрреволюционной эсеровской организации».

Причем, по мнению следствия, членами этой «организации» был не только Сергей Федорович, но и остальные члены его семьи: жена Любовь Васильевна и дочери Евгения, Ольга и Нина Луговские. 9 июня 1937 года материалы следствия в отношении жены и дочерей Рыбина-Луговского были выделены в самостоятельное следственное дело.

На допросах Сергей Федорович отрицал свою вину. Более того, он «создает условия, исключающие возможность дальнейших допросов» - просто-напросто молчал на допросах, за что неоднократно его сажали в карцер. «На все заданные мною вопросы он ответил упорным молчанием в буквальном смысле слова. На мое категорическое требование отвечать мне на вопросы Рыбин послал меня к черту и повернулся спиной к столу, - жаловался начальству оперуполномоченный Воловщиков. – Вместе с этим стал демонстрировать, что он дремлет. Я в категорической форме заявил, что если он не прекратит свои выходки, я составлю акт. Тогда Рыбин начал неистово кричать, обзывая меня фашистом, палачом и сопровождая эти оскорбления прямыми угрозами».

21 июля 1937 года Рыбину было предъявлено обвинительное заключение, в котором говорилось о нем как об «организаторе и руководителе контрреволюционной террористической и повстанческой эсеровской организации в Московской области, именовавшей себя „Крестьянский союз“». По версии следствия, при «Крестьянском союзе» была создана «боевая террористическая группа, готовившая в 1936 году террористические акты против руководителей ВКП(б) и советского правительства». Виновным он себя не признал, заявив, что «остается верным принципам и традициям левых эсеров». При этом Рыбин-Луговской «воспитывал своих дочерей Луговских в контрреволюционном террористическом духе, в результате чего его дочь Луговская Нина была намерена совершить террористическое покушение на т. Сталина».

1 августа 1937 года дело Рыбина-Луговского было заслушано «в закрытом судебном заседании, без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей, в порядке закона от 1 декабря 1934 года». Суд длился 20 минут. Сергей Федорович не признал своей вины и тем не менее был приговорен к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. Ему был 51 год.

Любовь Васильевна, Евгения, Ольга и Нина Луговские также были арестованы и приговорены к пяти годам лишения свободы как «члены семьи изменника Родины» и отправлены на Колыму. В 1942 году они были освобождены, но в условиях военного времени задержаны в лагере с закреплением в системе Дальстроя как вольнонаемные. В 1949 году Любовь Васильевна скончалась на Колыме. Лишь в 1952 году Евгения и Ольга получили справки об отбытии срока наказания и смогли покинуть Колыму.

Сергей Федорович Рыбин-Луговской был реабилитирован в 1999 году. Его жена (посмертно) и дочери – в конце 1950-х-начале 1960-х годов.

Документы следственного дела Сергея Федоровича Рыбина-Луговского

Иван Казимирович Ярошевич родился в 1895 году в Минской губернии в крестьянской семье. Его старший брат, Никанор Казимирович (1885-1938) получил образование в Московском сельскохозяйственном институте, с 1917 года был лидером минской организации Партии социалистов-революционеров (позже так называемых областников). В начале марта 1918 года в составе минской земской группы он был кооптирован в Раду Белорусской народной республики, но вскоре вышел из нее и возглавил Минскую губернскую земскую управу, а при советской власти в ноябре 1920 года был назначен первым ректором новообразованного Белорусского политехнического института (БПИ). В марте 1921 года Никанор Казимирович был арестован по приказу ГПУ БССР по обвинению в антисоветской деятельности, но через два месяца освобожден. В 1923 году его выслали в Среднюю Азию, где в 1937 году арестовали и через год расстреляли.

Иван Казимирович в первой половине 1920-х годов учился в Белорусском институте сельского и лесного хозяйства, где специализировался на кафедре почвоведения. Он учился у известных почвоведов, заведующего кафедрой, профессора Владимира Георгиевича Касаткина и профессора Якова Никитовича Афанасьева.

В 1923 году Иван Ярошевич участвовал в организованной Афанасьевым экспедиции для изучения почв Белоруссии. В 1925 году под руководством Касаткина он принял участие в исследовании почв Марьинского болотного массива и окрестностей Князь-озера (озеро Червоное). В 1927 году на основе проведенных работ Ярошевич и геоботаник Владимир Владимирович Адамов опубликовали монографию «Обзор растительности Белорусского Полесья».

В дальнейшем Ярошевич участвует в деятельности Вятской почвенно-ботанической экспедиции Московского почвенного института. В 1930 году вместе с Иваном Степановичем Лупиновичем, будущим президентом Академии сельскохозяйственных наук БССР, он публикует работу «Почвенные комплексы Яранского уезда Вятской губернии». Ярошевич – автор предварительного отчета о почвенных исследованиях в восточной и юго-восточной части Слободского уезда.

В 1931 году создается Всесоюзный институт удобрений, агротехники и агропочвоведения, в котором Иван Ярошевич проработал старшим научным сотрудником до своего ареста. В 1932 году он участвует в проведении почвенного агрохимического обследования территории размером 25 млн га, по итогам которого вместе с коллегами публикует монографию, посвященную эффективности и условиям применения минеральных удобрений.

В августе 1937 года был арестован учитель Ярошевича, профессор Афанасьев, основоположник и организатор исследований почв БССР, академик Белорусской академии наук. Его расстреляли в Минске в декабре того же года. Ярошевича к тому времени уже не было в живых. Его арестовали в Москве 20 февраля 1937 года. 27 октября того же года он был приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу по обвинению в «участии в антисоветской фашистской террористической организации» и в том же день расстрелян. Ему было 42 года.

Иван Казимирович Ярошевич был реабилитирован в 1956 году.

Церемония установки таблички "Последнего адреса".
Установка таблички Сергея Федоровича Рыбина-Луговского: фото, видео.
Установка таблички Ивана Казимировича Ярошевича: фото, видео.