Семиэтажный кирпичный дом по адресу Большая Пироговская, 37-43, корпус Б был построен в 1935 году.
Известно по крайней мере о пяти жителях этого дома, ставших жертвами политических репрессий 1930-х годов. Двоим из них сегодня мы установили памятные знаки.
Константин Августович Нейман родился в 1897 году в городе Митава (ныне – Елгава) Курляндской губернии в большой латышской семье. У него было пятеро братьев и сестер: старший брат, двое младших и две сестры. До начала Первой мировой войны Константин успел окончить Рижскую немецкую гимназию и в 1916 году был призван в армию в качестве вольноопределяющегося. После окончания школы прапорщиков Нейман был зачислен в Латышский запасной стрелковый полк.
Захваченный революционными идеями, Константин Августович в апреле 1917 года вступил в РСДРП, примкнул к большевистской фракции и входил в состав Военно-революционного комитета полка.
В ряды Красной гвардии он вступил с момента ее образования и 23 мая 1917 года стал военным комиссаром 1-й Новгородской пехотной дивизии. В июле Неймана направляют в Москву военным комиссаром (заведующим военным комиссариатом) Бутырского городского района Москвы. В это же время его бросают на подавление антибольшевистского восстания в Ярославле, и он, руководя штабом красногвардейских войск, становится одним из главных действующих лиц этого трагического эпизода первых послереволюционных лет.
С осени 1918 года Константин Августович занимает командные должности в действующих на Восточном фронте частях Красной армии. Он командует 3-й бригадой латышских стрелков, затем 1-й бригадой 27-й дивизии, а затем 35-й дивизией 5-й армии. Участвуя во многих боевых операциях, Константин Нейман неизменно проявлял незаурядные полководческие качества и тактико-стратегическое мастерство. Он дважды – в 1919 и 1921 годах – был награжден Орденом Красного Знамени. Второе награждение сопровождалось следующей аттестацией: «Награждается вторично Орденом Красного Знамени начальник 35-й стрелкой дивизии тов. Нейман Константин Августович за следующие отличия. Тов. Нейман, приняв в октябре 1919 года расстроенную и насчитывавшую не более 1000 штыков дивизию в момент тяжелого отхода частей 5-й армии на Тобол, своей энергией и трудом сумел вновь сколотить расстроенные части и пополнить дивизию до 7000 бойцов. Согласно директиве командарма-5 (имеется в виду командарма 5-й армии. – прим ред.) части 35-й дивизии, обеспечивая правый фланг 5-й армии, сосредоточившись на реке Тобол, под умелым руководством начдива-35 (имеется в виду начальник 35-й дивизии. – прим ред.) стремительно повели успешное наступление к линии реки Ишим. Несмотря на то, что части дивизии выдвинулись почти на три перехода вперед от остальных частей армии, начдив-35 повел свои части на город Петропавловск, где было сосредоточено до 25 полков противника. Наступление было столь быстро и решительно и проведено столь умело, противник, не выдержав удара, бежал, оставив много, пленных и трофеи…».
В этой характеристике стоит обратить внимание на то, что упомянутый здесь «командарм -5» –это командовавший 5-й армией М.Н. Тухачевский, дружеские отношения с которым стали, по-видимому, одной из причин ареста и гибели Константина Августовича.
К 35-й дивизии, которой командовал Нейман, в 1919 году была прикомандирована в качестве врача-дантиста Мариам Вениаминовна Басс, вскоре ставшая женой комдива. В 1920 году у них родился сын, названный Юрием.
В июне-августе 1921 года Константин Августович возглавил экспедиционный корпус в ходе Монгольской операции против войск барона Р.Ф. Унгерна фон Штернберга. За эту операцию командир корпуса был награжден Орденом Красного Знамени Монгольской народной республики.
После завершения активной фазы Гражданской войны, в 1921 году, Нейман был зачислен в Военную академию РККА, которую окончил в 1923 году. В 1924-1927 годах он командовал 5-й Витебской стрелковой дивизией, 4-м стрелковым корпусом в Витебске, а затем 17-м стрелковым корпусом в Виннице.
В 1928 году Константин Августович окончил Курсы по усовершенствованию высшего начальствующего состава (КУВНАС) при Военной академии РККА им. Фрунзе и был назначен старшим преподавателем академии. В это время началось активное техническое переоснащение Красной Армии, и высокая военно-техническая подготовленность Неймана нашла свое новое применение. Для решения задач перевооружения армии он был прикомандирован к Высшему совету народного хозяйства (ВСНХ) СССР и занимал должности помощника начальника Главного военно-промышленного управления ВСНХ, затем – помощника начальника Всесоюзного орудийно-оружейно-пулеметного производственного объединения ВСНХ и Народного комиссариата тяжелой промышленности СССР.
В том же году Нейману удалось отыскать в Латвии свою мать и двух младших братьев, с которыми он расстался, уходя на фронт в 1916 году, и помочь им перебраться в СССР. С другими членами семьи ему увидеться так и не пришлось.
В октябре 1932 года Константин Августович был назначен управляющим Треста специального машиностроения (Спецмаштрест) Народного комиссариата тяжелой промышленности СССР, и вся его жизнь оказалась связана с разработкой и выпуском новых моделей советских танков. В этой сложнейшей производственно-технической отрасли обороной промышленности работали многие лучшие советские специалисты: конструкторы, инженеры, руководители производств, и судьба большинства из них сложилась трагически. Причиной этого стало свойственное высшему руководству страны – и прежде всего самому Сталину – стремление находить причины всех хозяйственных и технических проблем и неудач в саботаже, вредительстве и контрреволюционных настроениях людей, отвечавших за те или иные отрасли народного хозяйства. В танкостроении это привело к гибели множества лучших специалистов в этой отрасли. Их технические поиски, наталкивавшиеся на немалые проблемы и трудности, иногда оканчивались неудачами, которые становились причиной для политических обвинений, арестов и тяжких приговоров. Время становления танковой промышленности совпало с периодом усиливающихся и расширяющихся политических репрессий, завершившихся Большим террором 1937-1938 годов. В эти годы погибли бывший начальник Автомобильно-бронетанкового управления РККА И.А. Халепский, сменивший его на этом посту Г.Г. Бокис, нарком оборонной промышленности СССР М.Л. Рухимович, директор Харьковского паровозостроительного завода И.П. Бондаренко, выдающийся конструктор А.О. Фирсов и многие-многие другие деятели довоенного танкостроения.
Не избежал гибельной участи и Константин Августович Нейман. Несмотря на то что, в марте 1936 года он за успешную работу в оборонной промышленности был награжден орденом Ленина, в мае ему присвоили воинское звание комкора, а в декабре назначили начальником 8-го Главного управления (танковой промышленности) наркомата оборонной промышленности, 21 июля 1937 года его арестовали.
За несколько месяцев до ареста на имя председателя комиссии советского контроля при совнаркоме СССР Н.К. Антипова поступило донесение руководителя группы военного контроля комкора В.Н. Соколова – вот говорящий сам за себя фрагмент этого документа: «…Виновниками в создании существующего положения и в срыве постановления СТО от 26.III.35 г. являются следующие лица:
1. Директор завода № 183 (ХПЗ) Бондаренко, И.П., доложивший о готовности двигателя Наркому т. Орджоникидзе и не принявший мер к доводке дизельмотора до государственных испытаний.
2. Тов. Нейман Н-к 8 Гл. Управления НКОП, допустивший необоснованный доклад Правительству о готовности дизеля БД-2 к серийному производству и не принявший мер к своевременной подготовке дизеля к гос. испытаниям.
3. Тов. Бокис, Г.Г. – Н-к АБТУ, знавший недопустимое затягивание доработки дизеля и подготовки производства, не информировал ЦК и Правительство об угрожающем положении с обеспечением армии дизельмоторами. Более того, заключая договор с Бондаренко в 36 г. на поставку 50 танков и в 37 г. – 100 танков с дизельмоторами, в договоре написал «по утвержденным с АБТУ чертежам и тех. Условиям», тогда как утвержденных чертежей нет и до сего времени…»…
Так, все технические и организационные трудности и неудачи находят самое простое «объяснение»: их причины кроются в преступных намерениях руководителей отрасли. К слову сказать, и Антипов, и Соколов позже тоже были расстреляны: один в 1938 году, другой в 1939 году.
Аресту Неймана предшествовала вполне, казалось бы, счастливая жизнь привилегированной советской семьи в роскошной по тем временам квартире в новом доме на Пироговке, куда семья переехала в 1935 году. Жизнь эта во многих живых и ярких подробностях описана в мемуарной книге младшего сына Мариам и Константина Нейманов Владимира, родившегося в 1930 году. В этом доме бывали многие сослуживцы и коллеги Константина Августовича, бывал на правах старого друга и маршал Тухачевский.
Но 21 июля 1937 года все это благополучие рухнуло. В момент ареста главы семьи его жена и дети были на ведомственной даче, откуда им предложили немедленно съехать, а вернувшись в Москву, они нашли квартиру опечатанной. Старший сын Юрий, опасаясь преследований, уехал в Ленинград. Мариам Вениаминовна с Владимиром до осени скитались по домам родных и друзей. В конце концов им разрешили вернуться в свою квартиру, где все комнаты, кроме детской, которую им оставили, были опечатаны.
Следствие по делу Константина Августовича велось как заранее предрешенное, но требуемых показаний от обвиняемого следователям удалось добиться только в середине сентября. После этого на необходимые формальности ушло еще некоторое время, и 5 ноября 1937 года Константин Августович Нейман Военной коллегией Верховного суда был приговорен к смертной казни и расстрелян в тот же день. Ему было 40 лет.
Семью, ничего, разумеется, не знавшую о судьбе мужа и отца, подстерегало еще одно горе: 26 ноября была арестована и Мариам Вениаминовна. В ордере на ее арест оговаривается и помещение семилетнего сына Владимира в детский дом, но этой горькой участи мальчику удалось избежать: его забрал к себе дядя Александр Вениаминович. Мариам Вениаминовна была решением Особого совещания приговорена к восьми годам заключения в исправительно-трудовой лагерь, но в 1943 году освобождена по болезни и, лишенная права жить в больших городах, поселилась в селе Шиморское неподалеку от Мурома. Младший сын Владимир приехал к ней и здесь, в Шиморском, окончил школу.
Мариам Вениаминовна не дожила одного года до реабилитации мужа в 1955 году. Она умерла в 1954 году от той самой болезни сердца, по причине которой был сокращен ее лагерный срок.
Старший сын Нейманов Юрий в 1943 году окончил медицинский институт, служил военврачом в прифронтовом госпитале, а затем и в действующей армии. После войны уехал на Дальний Восток, затем переехал в Ригу, оставаясь военврачом, получил звание подполковника медицинской службы. Он умер в 1973 году.
Владимир Константинович Нейман учился сначала в МЭИ, затем окончил химический факультет Горьковского политехнического института. С 1981 по 1993 год был директором института «Гипрополимер». А затем до 1998 года председателем совета директоров ассоциации «Дзержинскхимрегион». Он умер в 1999 году.
Заявителем памятного знака стал сын Владимира Константиновича, Константин Владимирович Нейман, которому мы приносим глубочайшую благодарность за предоставленные документы из следственного дела, семейного архива и возможность ознакомления с мемуарной книгой его отца «Восставшие из пепла». Эти материалы легли в основу всего рассказанного выше.
Михаил Николаевич (Залман Нехемиевич) Берхин родился в 1880 году в городе Стародуб Черниговской губернии (ныне – Брянская область) в еврейской семье ремесленника. Он был одним из старших детей в большой семье.
Из воспоминаний племянницы Михаила Николаевича, Тамары Львовны Городецкой, дочери сестры Марии: «Отец Наум (Нехемий) Израилевич Берхин был родом из бедной еврейской семьи. Женился в 18 лет на 16-тилетней красавице Анне. Анна – Сарра Залмановна Эпштейн – происходила из более состоятельной семьи, среднего достатка. Жили они в городе Стародубе и там родили трех сыновей и пятерых дочерей. Наум Израилевич не имел специальности. То делал и сам продавал простенькие конфеты, то ваксу, то чернила, то что-то перепродавал и скудно кормил свою, слабенькую здоровьем, любимую домашнюю труженицу-жену и детей. Родители были грамотными, очень много читали.»
Позже семья переехала в Екатеринослав (ныне – Днепр, Украина). Окончив городское училище, Залман поступил учеником в слесарную мастерскую. Он довольно рано увлекся революционными идеями. Из воспоминаний Тамары Львовны Городецкой: «В доме всегда было много молодежи. Кто-то чужой жил, кто-то ночевал, кто-то прятался от полиции. В доме появилась молодежь, зараженная революционными идеями. Глава семьи прятал нелегальную литературу, листовки, прокламации. Во всех этих делах – размножении и распространении листовок, тайных сходках, собраниях, участвовали старшие – Зямя (Залман), Семен, Берта и Зина».
В 1898 году Залман вступил в РСДРП (меньшевиков). С 1898 года он состоял на учете жандармерии как участник «Киевского союза борьбы за освобождение рабочего класса» и «Группы рабочей газеты». В том же году его арестовали в Киеве за участие в революционном кружке и выслали под надзор полиции в Гомель. Но революционную деятельность он не оставил, и уже через два года, в 1900 году, его вновь арестовали – на этот раз в Екатеринославе за участие в организации РСДРП и распространение нелегальной литературы. Наказание Залман отбывал в тюрьме в Киеве, затем в Москве. Сестра Зина носила передачи в царские тюрьмы брату. В 1901 году до вынесения приговора его выпустили из тюрьмы и отправили под надзор полиции на родину, где ему удалось сначала перейти на нелегальное положение, затем и вовсе эмигрировать за границу.
В Европе Залман провел четыре года и в 1906 году вернулся в Россию, где под фамилией Беккер поселился в Петербурге. Здесь он устроился на работу в Политехнический институт и влился в ряды Петербургского комитета РСДРП. Летом 1907 года партия направила его в Екатеринослав на подкрепление местного комитета РСДРП, но в 1908 году его вновь арестовали и сослали в Яренск (Вологодская губерния). Из ссылки Залману удалось сбежать. Одно время он нелегально жил на Кавказе, участвовал в работе Бакинского комитета РСДРП, затем вновь эмигрировал в Европу, нанявшись кочегаром на французское судно, которое шло из Батума в Марсель.
Некоторое время Залман жил в Париже, участвовал в работе группы содействия РСДРП. В 1910 году он поступил в Политехнический институт в Фридберге (Германия), который окончил в 1913 году. Затем вернулся в Париж, где учился моторостроению в Высшей школе механики и авиации (так в автобиографии – по всей видимости, имеется в виду Высшая национальная школа инженеров и авиаконструкторов), работал на разных заводах. В 1914 году у Залмана родился сын Александр.
После Февральской революции Берхин вернулся в Россию и сменил еврейское имя, став Михаилом Николаевичем. С семьей – женой Зинаидой Акимовной Гольдберг и трехлетним сыном Александром – они жили в разных местах: сначала в Екатеринославе, где Михаил работал инженером на механическом заводе, затем в Крыму, где с братом Владимиром они арендовали, а потом выкупили (во время НЭПа) небольшой завод сельскохозяйственных изделий в Сарабузе. При этом заводе была небольшая, но хорошая усадьба, где братья жили с семьями.
В конце 1920-х годов Михаил Николаевич перебрался в Москву, устроился главным инженером Сокольнического вагоноремонтного завода. Поначалу в Москве он жил в очень тесной коммунальной квартире и не мог перевезти семью. Его супруга оставалась в Крыму, Зинаида Акимовна работала зубным врачом в больнице Биюк-Онлара (поселок Октябрьское, Крым).
С 1929 года Берхин работал в системе военной промышленности.
В ноябре 1932 года Михаил Николаевич был назначен главным инженером Треста специального машиностроения (Спецмаштрест) Наркомата оборонной промышленности СССР, созданного в октябре приказом наркома тяжелого машиностроения Серго Орджоникидзе, который должен был заняться производством танков. В трест вошли Ленинградский завод им. Ворошилова (бывший завод «Большевик»), завод «Красный Октябрь», 2-й завод ВАТО в Москве и Харьковский паровозостроительный завод (ХПЗ) им. Коминтерна.
Со временем семья воссоединилась в Москве. Зинаида Акимовна устроилась работать зубным врачом при 1-м Государственном шарикоподшипниковом заводе, сын Александр поступил в Бауманский институт, учился на инженера.
В январе 1937 года Михаил Николаевич был снят с работы без объяснения причин. Это было начало трагических событий в подразделениях главка № 8 – 8-го Главного управления Народного комиссариата оборонной промышленности СССР, ведавшего танковой промышленностью. В главк входил Спецмаштрест, в котором работал Берхин. С 1936 года руководил главком сосед Михаила Николаевича, Константин Августович Нейман (арестован 21 июля 1937 года, расстрелян 5 ноября 1937 года по обвинению во «вредительстве и участии в антисоветском военно-фашистском заговоре»). В деле Берхина есть две характеристики, подписанные Нейманом. Вот текст одной из них: «Тов. Берхин Михаил Николаевич работал в Спецмаштресте. <…> Технически грамотный инженер. Порученную ему работу выполнял добросовестно. Освобожден по собственному желанию, ввиду перехода на другую работу. В общественной жизни Треста участие принимал – читал лекции сотрудникам по техучебе».
В апреле 1937 года Берхин был направлен Главширпотребом в Харьков. Он остановился в гостинице «Южная», где буквально через несколько дней, 17 апреля 1937 года, был арестован, хотя ордер на арест и обыск был выдан еще 15 апреля. Через несколько дней его перевезли в Москву и поместили в Бутырскую тюрьму. Его обвинили в «контрреволюционной деятельности» и членстве в «антисоветской вредительской и шпионской организации в танковой промышленности», проводившей «по заданию иностранных разведывательных органов активную подрывную шпионскую деятельность в военной промышленности». Согласно обвинительному заключению, организация была разгромлена в 1934 году, но «оставшиеся нерепрессированные участники этой организации, контрреволюционные элементы, связанные с этой организацией, стали постепенно возобновлять свою вредительскую и шпионскую деятельность». К ним следователи отнесли и Михаила Николаевича.
Из обвинительного заключения: «… установлено, что нерепрессированный участник контрреволюционной организации Берхин продолжает проводить на танковых заводах контрреволюционную вредительскую и шпионскую работу, используя служебное положение главного инженера Спецмаштреста, <...> ведет контрреволюционную вредительскую и шпионскую работу на танкостроительных заводах СССР, а также занимается контрреволюционной фашистской агитацией», «составлял вредительский мобилизационный план танковых заводов, сорвал организацию танковых ремонтных баз, срывал заказы по танковым запчастям и утерял сводную ведомость мобилизационных заданий танковых заводов».
Все выдвинутые обвинения Михаил Николаевич отверг, виновным себя не признал.
4 июля 1937 года состоялось заседание Особого совещания при НКВД, на котором Берхин был приговорен к пяти годам исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ).
Срок он отбывал в Севвостлаге. Сестра Зина продолжала помогать брату. Она стояла в очереди передать письмо в Бутырку, а когда Михаил Николаевич уже был этапирован в ИТЛ, отправляла ему посылки на Колыму в бухту Нагаево. Там, на автобазе № 3 в поселке Спорный, Берхин работал слесарем.
В следственном деле сохранилось письмо, которое Михаил Николаевич направил наркому внутренних дел в сентябре 1939 года с просьбой пересмотреть его дело и приговор. В нем он пишет: «На допросе следователь требовал от меня сознаться в ряде тягчайших преступлений, которых никогда не совершал и в мыслях у меня не было: шпионаж, вредительство и участие в фашистской организации. Все эти вымышленные преступления, которые следователь пытался мне навязать, абсолютно лишены были какого-либо основания.
На протяжении всех допросов следователь не привел и не мог привести хотя бы один конкретный факт, устанавливающий в какой-либо степени мое причастие к приписанным следователем мне преступлениям.
Попытки следователя навязать мне никогда мной несовершенные преступления я категорически отверг.
Мои попытки выяснить у следователя, в чем конкретно заключается мое преступление, я ответа не получил и в протокол это не фиксировалось. <…> Решение особого совещания я считаю неправильное. <…> На протяжении всей моей сознательной жизни (мне в настоящее время 60 лет) я никогда и ни в какой форме контрреволюционной деятельностью не занимался. Этому свидетельствует вся моя работа.
Я честно и добросовестно отдавал свои технические знания, накопленный опыт и время. На моей совести нет антисоветских, контрреволюционных действий и на этот путь меня не столкнут».
Михаилу Николаевичу удалось выжить в лагере, откуда он освободился в 1942 году. С 1 июля по 16 августа 1942 года он работал в Магадане слесарем автобазы № 6 Дальстроя Главного управления строительства Дальнего Севера НКВД СССР. Затем он поселился в Ульяновске, где скончался 22 января 1943 года от кровоизлияния в мозг.
Михаил Николаевич Берхин был посмертно реабилитирован в 1957 году «за отсутствием состава преступления».
Архивные фотографии и документы следственного дела
Церемония установки таблички проекта «Последний адрес»: фото
видео: Константин Августович Нейман
видео: Михаил Николаевич (Залман Нехемиевич) Берхин
