Москва, Ленинградский проспект, 60, стр. 1
На карте На карте

| 17 апреля 2016
Дом №60 по Ленинградскому проспекту (Ленинградское шоссе) – жилой комплекс «Автодорожник» – строился в 30-х годах прошлого столетия по проекту архитектора Б.В. Ефимовича в несколько этапов. Сначала были возведены два передних корпуса для сотрудников "Цудортранса" (Центральное управление шоссейных и грунтовых дорог и автомобильного транспорта, в 1935 году переведенное в управление НКВД, в марте 1936 года реорганизованное в Главное управление шоссейных дорог – ГУШОСДОР НКВД). Отличительной чертой комплекса стали коринфские колоннады, балюстрады, декоративные вазоны на крыше и другие украшения фасада, причем, как переднего, так и заднего, которые позже были подвергнуты резкой критике как «бездумное украшательство в архитектуре». Поэтому проект был серьезно переработан, и задний корпус (ныне дом №60 а) был возведен лишь в 1939 году уже без особых архитектурных излишеств.
Согласно базам «Мемориала», в этом доме было по меньшей мере 13 репрессированных, четверым их которых мы сегодня устанавливаем мемориальные таблички.



Анатолий Евангелович Колибрин
Анатолий Евангелович Колибрин родился в 1882 году в Костроме. К моменту ареста в апреле 1938 года работал инженером конторы подсобных предприятий треста "Гормост". Через пять месяцев после ареста – 17 сентября 1938 года – он был приговорен к высшей мере наказания по обвинению в «участии в контрреволюционной террористической организации» и расстрелян в тот же день в возрасте 56 лет. Реабилитирован в 1956 году.

Леонид Петрович Серебряков родился в 1888 году в Самаре в семье рабочего. Имел лишь начальное образование. Поскольку семья была очень бедной, Леониду с девяти лет пришлось подрабатывать. Был разнорабочим на пивоваренном заводе в Уфе, токарем на металлическом заводе в Луганске. В РСДРП вступил в 1905 году, участвовал в революционных событиях 1905-1907 годов, до Октябрьской революции вел активную партийную работу в разных городах, неоднократно оказывался арестован, а в феврале 1917 года стал одним из организаторов Костромского совета рабочих и солдатских депутатов.

Затем Леонид Петрович переехал в Москву, где стал секретарем Московского комитета партии, членом Президиума Моссовета. В 1919-1920 годах одновременно занимал пост секретаря Президиума ВЦИК и был членом Реввоенсовета Южного фронта, позже – начальника Политуправления РККА.
В декабре 1919 года в штабе Южного фронта побывал американский журналист Джон Рид. Серебряков оказался среди тех, с кем журналист там познакомился и кого упомянул в своих записях: «Серебряков – член Военно-революционного Совета фронта, коренастый, небольшого роста. В плохо сидящем полувоенном костюме. Усы, следы оспы на лице».
С 1921 года Серебряков работает в системе Наркомата путей сообщения, в 1922-1924 годах – заместитель наркома.

В 1926 году Леонид Петрович некоторое время прослужил на ответственной работе в полосе отчуждения КВЖД, но затем был отозван в Москву.
Был одним из лидеров левой оппозиции. В октябре 1923 года Серебряков подписал подготовленное Львом Троцким в адрес Политбюро «Заявление 46-ти», названное на ХVIII партийной конференции ВКП(б) «троцкистским манифестом».
Осенью 1927 года Леонид Петрович ездил в США, где, по словам его дочери, историка Зори Леонидовны Серебряковой, много общался с Максом Истменом – автором изданных в 1925 году за рубежом записок о «завещании» В. И. Ленина (эссе «С тех пор, как умер Ленин», Since Lenin Died, 1925). «Истмен пишет о Серебрякове: «Он был доброжелательный и мягкий и в то же время суровый и мужественный, и я любил его...». По словам Истмена, Серебряков предвидел свою трагическую судьбу. Рассказывая о невероятной мстительности Сталина, он заметил, что «Коба не успокоится», пока физически не уничтожит каждого, кто не согласен с ним. Так уж совпало, что во время этого провидческого разговора Серебряков показал Истмену фотокарточку своей маленькой единственной дочери. «Это самое дорогое, что есть у меня на свете», — добавил он… На вопрос о том, как же он не боится открыто встречаться с теми, кого Сталин считает своими врагами, Серебряков спокойно отвечал, что не способен раболепствовать», – вспоминает Зоря Леонидовна.
На XV съезде ВКП(б) Серебряков был заочно исключен из партии, а по возвращении из Америки в 1928 году сослан за «контрреволюционную деятельность» в Семипалатинск. Там он написал о том, что признает свои ошибки, и в 1930 году был возвращен из ссылки и восстановлен в рядах партии.
В 1931 году Леонид Петрович занял пост начальника "Цудортранса" (Центральное управление шоссейных и грунтовых дорог и автомобильного транспорта), а с августа 1935 года – заместителя начальника Главного управления шоссейных дорог (ГУШОСДОР) НКВД СССР.
«Одна из картинок тех лет, оставшаяся в памяти. Развернутая в полный разворот газета. Леонид Петрович долго-долго смотрит на раскрытые страницы, на скачущих лошадей, знамена, ликование победы. Ноябрь 1934 года, отмечается 15-летняя годовщина разгрома Деникина. Егоров, Орджоникидзе, Буденный взахлеб восхваляют Сталина. Но имя члена Реввоенсовета Южного фронта Серебрякова ни разу не упоминается. Он еще работает на ответственных постах, но уже полностью вычеркнут из истории.
Вскоре произошла трагедия, которая стала началом конца. Зима 1934 года, отпуск в Гаграх, декабрь, но снега нет, вокруг все очень сумрачно. На поваленном дереве с какой-то полной отрешенностью смотрит Серебряков на черные полосы газет. Он как бы и сам в черной раме. Убит Киров», – вспоминает Зоря Леонидовна.
В августе 1936 года Леониду Петровичу все же припомнили его старые троцкистские взгляды и исключили из партии, а 17 августа 1936 года арестовали.
«Палачи-следователи не могли сломить волю Серебрякова. Он переносил нечеловеческие физические и моральные пытки… Вышинский лично был заинтересован в гибели Серебрякова, но и он не сумел найти доказательств вины. Логика обвинений не выстраивалась: Серебряков возглавлял автомобильный транспорт, а вредил якобы на железнодорожном. Но для суда это было несущественно. Главное обвинение (по тем временам тягчайшее) – организация покушения (мифического, разумеется) на Сталина, Берию и Ежова. Приговор был предрешен», – пишет дочь Леонида Петровича.
Через пять с половиной месяцев изнурительных допросов Серебрякова приговорили к высшей мере наказания по обвинению в «организации параллельного антисоветского троцкистского центра и в руководстве вредительской, диверсионной, шпионской и террористической деятельностью».
1 февраля 1937 года приговор был приведен в исполнение. Вскоре после этого всех близких Леонида Петровича – мать, жену, дочь, сестру и двух братьев – арестовали и приговорили к различным срокам лагерей и ссылок, а на даче Серебрякова на Николиной горе поселился тогдашний прокурор СССР А.Я. Вышинский.
Леонид Петрович Серебряков был реабилитирован в 1986 году. Его дочь, арестованная в возрасте 14 лет и проведшая в лагерях и ссылках в общей сложности столько же, позже стала историком и много сил и времени уделила изучению документов той эпохи, живым свидетелем которой стала сама.

Вениамин Михайлович Свердлов родился в 1886 году в Нижнем Новгороде. Отец был гравером, мать – домохозяйкой. В семье было восемь детей: от первого брака две дочери (Софья и Сара) и четыре сына (Зиновий, Яков, Вениамин и Лев), а еще двое сыновей (Герман и Александр) от второго брака. Старший брат Зиновий был крестником Максима Горького, в 1904 году эмигрировал в Канаду, а затем во Францию, служил в Иностранном легионе. Средний брат – Яков – профессиональный революционер.

Сам Вениамин в юности также увлекался революционными идеями, принимал участие в деятельности кружков революционной молодежи, был сослан в Нарым, как и Яков, бежал за границу, сначала в Великобританию, затем в США, где занимался, без особого успеха, банковским делом и параллельно вел революционную агитацию среди российских эмигрантов.
После Октябрьской революции Вениамин Михайлович вернулся в Россию, работал в Наркомате путей сообщения – сначала наркомом, затем заместителем наркома путей сообщения и параллельно возглавлял Российское общество Красного Креста. В 1921 году он возглавил Главный комитет государственных сооружений (Главкомгосоор), с 1926 года – член Президиума ВСНХ, заведующий научно-техническим отделом ВСНХ, ответственный секретарь Всесоюзной ассоциации работников науки и техники. С 1936 года и до ареста в конце октября 1938 года Вениамин Михайлович занимал должность директора Дорожного НИИ НКВД СССР.
Через пять с половиной месяцев после ареста Вениамин Михайлович был приговорен к высшей мере наказания по обвинению в «участии в контрреволюционной террористической организации». Расстрелян в ночь на 16 апреля 1939 года на Коммунарке в возрасте 53 лет. Реабилитирован в 1956 году.

Лев Иосифович Сагалович родился в 1899 году в Минске в семье военного врача. Во время Первой мировой войны семья переехала в Москву, где Лев поступил в Московское высшее техническое училище (ныне – МГТУ им. Баумана), на дорожно-строительный факультет.

В 1921 году Лев Иосифович женился на своей соседке, Нине Моисеевне Пильдон, а в 1924 году у них родился их единственный сын Юрий. По его воспоминаниям, мама не работала, была домохозяйкой, но поскольку знала несколько иностранных языков, помогала мужу, переводя ему из зарубежных технических журналов различные статьи.
В 1930 году Лев Иосифович в составе большой группы инженеров ездил в Америку в командировку, чтобы перенимать опыт дорожного строительства. После возвращения в ноябре 1930 года всю делегацию арестовали и приговорили к пяти годам заключения. Наказание Лев Иосифович отбывал в «шарашке» на заводе «Компрессор». Весной 1932 года он был освобожден досрочно и сразу был назначен главным инженером Мособлдорстроя.

Лев Сагалович и Клим Ворошилов. 1935 г.
(Из личного архива Юрия Сагаловича)
«Я вместе с ним объездил весь московский узел шоссейных дорог, которые он строил в радиусе 100 км. Я знал всю технологию строительства шоссейного пути – от насыпи, укладки песка, щебня и до асфальта, видел все эти агрегаты катки, асфальтовые смесители. Видел, как отец работал. Он был совершенно предан своему делу. Это был абсолютный трудяга. Он только этим и жил, и мама ему помогала всемерно», – вспоминает Юрий Львович.
В 1935 году Лев Иосифович был назначен главным инженером строительства магистрали Москва – Киев и получил квартиру в ведомственном доме на Ленинградском шоссе. К моменту ареста в июле 1937 года он работал начальником опытного цементно-бетонного участка Дорожного НИИ ГУШОСДОР. Как вспоминает сын Льва Иосифовича, Юрий Львович, за отцом пришли на работу, потом отвезли его домой для обыска, а затем привезли на дачу, которую семья снимала в то лето в поселке Жаворонки.
«Я был один дома на даче и ждал, когда приедут мои родители… И вдруг я увидел с террасы, как вошла на участок моя мама. На ней не было лица, и с ней шел какой-то человек. Я ничего не понял, что произошло. Мама была совершенно взволнована. И почти тут же подъехала с другой стороны машина, в которой привезли моего отца. Два офицера НКВД стали производить обыск… Отец был совершенно потерян, хотя как-то держался. Когда они уже стали собираться, я заплакал. Отец сказал: «Ну что ты, что ты, не надо». Он надел на себя все, что было самое плохое у него. Он не взял ни одной хорошей вещи. Старый плащ, еще там что-то. И попросил, чтобы его повели через задние дворы, потому что ему стыдно, что его арестовывают, и он не хотел, чтобы соседи по даче это видели», – вспоминает сын Льва Иосифовича.
После ареста Льва Иосифовича две комнаты в квартире были опечатаны, позже в них въехала другая семья. Нина Моисеевна, никогда до этого не работавшая, была вынуждена пойти работать в артель, расписывать воротнички и жабо.
Лев Иосифович в числе большой группы инженеров-дорожников был обвинен в «принадлежности к троцкистской организации, созданной в Цудортрансе его начальником Л.П. Серебряковым», и 9 декабря 1937 года был приговорен к расстрелу по обвинению во «вредительстве и участии в контрреволюционной террористической организации». Вину свою Сагалович не признал. Приговор был приведен в исполнение в тот же день.
О приговоре и расстреле отца Юрий Львович узнал лишь в 1989 году, а доступ к делу Сагаловича получил только в 1995 году: «Его, в частности, обвинили в том, что Зубаловская ветка (Подушкинского шоссе – ред.) была спроектирована так, чтобы там возникали пробки, во время которых можно было бы совершать террористические акты».
Жену Сагаловича, Нину Моисеевну, арестовали как члена семьи изменника родины в феврале 1938 года (впервые за ней приходили в декабре 1937 года, но сотрудники НКВД не застали ее дома) и приговорили к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 13-летнего Юрия взяла под опеку бабушка. Два года о Нине Сагалович ничего не было известно, пока не пришло письмо из Потьмы. Тогда же Нина Моисеевна сочинила об этом стихи, которые годы держала в голове, чтобы потом записать на бумаге:


«Много же мужества было у каждой,
Чтоб продержаться два года. Однажды
Свет засиял в нашей мрачной могиле –
Весточку детям послать разрешили.
Коротко: адрес, два слова привета.
Как задыхались в тот день от волненья!
Как с нетерпеньем ждали ответа!
Месяц и больше в тоске и смятении.
Страстно откликнулись бедные птенчики,.
Затрепетали конверты- бубенчики…»

Затем Нину Моисеевну перевели в лагерь Талага, в 12 километрах от Архангельска, где она работала на разных работах, в том числе и в сапожной мастерской, подшивая солдатские валенки. Из лагеря вышла в 1946 году и до 1948 года жила в Архангельске, работала корректором в издательстве, затем переехала в Александров, где работала в артели по росписи тканей. В 1955 году была реабилитирована, а сам Лев Иосифович Сагалович был реабилитирован через год, в 1956-м.
Позже сын Юрий запишет со слов матери стихи, которые она сочиняла и заучивала наизусть в лагере, и после ее смерти издаст книгу, в которой было и такое стихотворение:

«Не знаю, в чем моя вина,
Но я раскаяния полна!
Хоть у меня и нету «дела»,
Но я просить бы вас хотела
Смягчить карающий закон;
Не знаю, впрочем, есть ли он.
Не знаю, впрочем, ничего:
Что, почему и отчего?
Что это, буря или шквал,
Землетрясенье иль обвал,
Или свирепый ураган,
Или разбойничий наган,
Сразивший мирных на пути?
Как объяснение найти,
И как понять на миг хотя б
Злодейства мрачного масштаб!?
Иль это Гитлер, строя козни,
Легко посеял семя розни
Путем несложных провокаций;
И в мир больных галлюцинаций
Повергнут сбитый с панталыку
Наш обезумевший владыка?
Объятый страхом жалкий трус,
Вступил он с клеветой в союз
И, не смиряя ужас низкий,
В НКВД шлет тайно списки;
И над страной туман кровавый
Навеял дикою расправой,
Сгубившей лучших миллионы!
Иль сам из пятой ты колонны,
Наш вождь, учитель и отец,
Замаскированный подлец,
Кремлевский жулик, псевдогений,
Как составлял ты план сражений,
С бухты-барахты, для почину,
Чтоб сдать фашистам Украину,
И не принять в соображенье
К Москве их жадное стремленье!?
Не знаю, впрочем, ничего:
Что, почему и отчего?
Не знаю, в чем моя вина,
Но я раскаяния полна».

17 апреля 2016 года «Последний адрес» прикрепил таблички четверым репрессированным жителям дома по Ленинградскому проспекту.
 
Фото: Иван Мусинский
***
База данных «Мемориала» содержит сведения еще о десятерых репрессированных, проживавших в этом доме. Если кто-то из наших читателей хотел бы стать инициатором установки мемориального знака кому-либо из них, необходимо прислать в «Последний адрес» соответствующую заявку.
Подробные пояснения к процедуре подачи заявки и ответы на часто задаваемые вопросы опубликованы на нашем сайте.

Неправильно введен e-mail.
Заполните обязательные поля, ниже.
Нажимая кнопку «Отправить» вы даете согласие на обработку персональных данных и выражаете согласие с условиями Политики конфиденциальности.