Московская область, Одинцовский район, село Жаворонки, 1-я Советская улица, 2
На карте На карте

| 18 февраля 2018
В.А. Комаровский, автопортрет

Свои последние годы художник-иконописец Владимир Алексеевич Комаровский прожил с семьей в небольшом доме рядом с железнодорожной платформой подмосковного села Жаворонки. Теперь на месте этого дома стоит типовое здание торгового центра, владельцы которого согласились установить здесь табличку в память об этом человеке.

Родители Владимира Комаровского – Александра Васильевна Безобразова и граф Алексей Егорович Комаровский – поженились в 1879 году, когда ей было 20 лет, а ему 37. В 1881 году у них родился первенец Василий, через год – Юрий, в 1883 году появился на свет младший сын Владимир. Детство братьев прошло в Москве, лето они проводили в тульском или тамбовском имениях деда Василия Григорьевича Безобразова.

Алексей Егорович вырос в Петербурге, в большой и дружной, сохранявшей старые дворянские традиции семье. По материнской линии он приходился родным племянником юноше-поэту Дмитрию Веневитинову, и знаменитый дом в Кривоколенном переулке, где жили Веневитиновы и Пушкин читал «Бориса Годунова», был и его родовым гнездом. Талантливый художник-любитель, он и сыновьям передал свою художественную одаренность и тягу к искусству.

Старший сын Василий – яркий и самобытный поэт, печатавшийся в журнале «Аполлон», автор единственной, но замеченной многими книги стихов «Первая пристань». Он дружил с Анной Ахматовой, Николаем Пуниным, Георгием Ивановым, был высоко оценен Николаем Гумилевым.

Средний брат Юрий хорошо рисовал, но в какой-то момент обнаружил в себе незаурядный актерский талант. К несчастью, болезни и ранняя смерть не позволили братьям полностью развить свои дарования.

Первым тяжелым испытанием, выпавшим на долю семьи Комаровских, стала болезнь Александры Васильевны. Когда ей исполнилось 27 лет, она впала в тяжелое психическое расстройство, была помещена в клинику, и с тех пор дети ее не видели. К несчастью, сын Василий также унаследовал недуг матери: вскоре после разлуки с ней у него начались припадки эпилепсии. Заботясь о его здоровье и спокойствии, Алексей Егорович стал жить довольно замкнуто, тем более что и сам он не мог похвастаться крепким здоровьем. В это время он получил должность смотрителя Императорского вдовьего дома на Кудринской (теперь Баррикадной) улице, и семья заняла в этом доме квартиру с окнами, выходившими в большой тенистый сад.

В начале 1890-х годов Алексей Егорович перешел на место хранителя московской Оружейной палаты и вместе с детьми переехал в Кремль. Юрий и Владимир поступили учиться в Московский Императорский лицей в память цесаревича Николая или, как называли его неофициально, Катковский лицей. Василий учился дома, но экзамены сдавал в том же лицее.

Новое придворное назначение отца потребовало переезда семьи в Петербург, где жили многие близкие родственники Комаровских, прежде всего две незамужние сестры Алексея Егоровича – Анна и Любовь. Мать братьев Комаровских тоже находилась в Петербурге, в частной лечебнице, но детей к ней не допускали. Юрий и Владимир перешли учиться в известную своим прогрессивным направлением гимназию Гуревича. Василий писал об этом своей тете Любови Егоровне: «…Юша и Володя променяли красные околышки на синие и, кажется, довольны своею судьбой...». Он как будто подшучивает над младшими братьями, о которых в своих сохранившихся, по счастью, письмах говорит всегда нежно и с живейшей заинтересованностью, но это короткое «довольство судьбой», как всегда в жизни семьи Комаровских, оборачивается горькой изнанкой. Сначала обостряется болезнь самого Василия: участились и сделались более тяжелыми его приступы. Любовь Егоровна полностью берет его под свое попечение, переехав с ним и с преданной воспитательницей братьев Лидией Михайловной Балкашиной в Царское Село, где жизнь была более размеренной и спокойной, чем в Петербурге.

В скором времени ухудшилось здоровье и отца семейства – врачи отправляют Алексея Егоровича на лечение в Египет, Любовь Егоровна сопровождает его, а Василий остается на попечении Лидии Михайловны, бесконечно преданной своим воспитанникам и до конца жизни остававшейся близким им человеком. 17 сентября (по старому стилю) 1898 года в день именин Любови Егоровны Василий в надежде на лучшее пишет ей: «Желаю тебе все, что бы ты ни захотела, но, главным образом, приятной, веселой и спокойной зимы, которую, ты, как говорят, проведешь с какими-то ужасными дикими племянниками из племени ирокезов».

Пожеланиям этим не суждено было осуществиться – вскоре после возвращения из Египта Алексей Егорович умер. С этого времени Юрий и Владимир живут в ялтинском доме деда Василия Григорьевича Безобразова. Трудно представить, как сложилась бы жизнь братьев, не будь они окружены любовью и заботой родственных и дружеских семей: Безобразовых, Веневитиновых, Олсуфьевых, Оболенских, Мансуровых, Милютиных, Истоминых и многих других.

Эти родственные и дружеские связи протянулись через всю жизнь Владимира Алексеевича Комаровского и во многом ее определили. В 1901 году он, окончив гимназический курс, поступил на юридический факультет Петербургского университета и проучился там три года. Но давно зародившаяся тяга к искусству берет свое – он оставляет университет и поступает в Академию художеств. Академическое художественное образование, видимо, не пришлось начинающему художнику по вкусу, и он вскоре бросает учебу и в 1905 году вместе с двоюродным братом Юрием Олсуфьевым отправляется в Италию, чтобы глубже изучить образцы европейской живописи, ее технику и традиции. В 1905 году Комаровский впервые публично представил свои работы на выставке «Нового общества художников» («НОХ»). В 1909-10 годах он учился живописи в парижской мастерской Жюльена и Колоросси. В 1910 году он снова показал свои работы на седьмой выставке «НОХ», и они были замечены и одобрены многими художниками и критиками.

Переломным моментом, определившим дальнейшую художественную судьбу, да, пожалуй, и всю жизнь художника Комаровского стало его обращение к иконописному наследию Древней Руси и решение попробовать свои силы в иконописи. Владимира Алексеевича, видимо, подтолкнули к этому, во-первых, свойственное ему и естественное для него христианское мирочувствование, а во-вторых – интуитивное ощущение того, что новые пути в искусстве открываются через изучение и творческое переживание древних традиций. Во всем, что с этой поры делал Комаровский, будь то собственно иконопись или живописная работа в различных жанрах, прежде всего портретном, просматривается стремление к творческому переосмыслению форм, приемов, а, главное, духовной сущности древнерусской иконописи. Приобщение Владимира к иконописной культуре произошло благодаря тому, что в Русском музее стараниями старого друга семьи Комаровских художника и искусствоведа Петра Ивановича Нерадовского был открыт отдел древнерусской иконописи, и началась новая эпоха собирания, изучения и реставрации древних икон.

В.А. Комаровский, 1912 г.

В 1912 году в жизни художника случилось событие, обещающее после всех тяжелых, горестных потерь сделать его истинно счастливым. Владимир Алексеевич женится на Варваре Федоровне Самариной, дочери известного общественного деятеля и внучатой племяннице знаменитого публициста, славянофила Юрия Самарина. После свадьбы молодожены поселились в имении Самариных – знаменитой на всю Россию гостеприимной усадьбе Измалково. Многочисленная семья Самариных с любовью приняла Комаровского, оценив его талант и душевные качества. «Владимир Алексеевич Комаровский, человек зоркий и чуткий почти до прозрения…», – писала о нем сестра Варвары Федоровны Мария Мансурова (Самарина). Годы, прожитые в Измалкове, стали самым продуктивным, наполненным работой временем в жизни Комаровского. Вскоре после женитьбы художник Дмитрий Стеллецкий предлагает ему совместно выполнить иконостас для церкви в имении графа А.О. Медема на Волге близ города Хвалынска. Для работы художники отправились в тамбовское имение Ракшу, принадлежавшее деду Комаровского Безобразову. Вслед за этой работой художники получили новый заказ – иконостас для строящегося в память о битве на Куликовом поле храма Сергия Радонежского, который по проекту А.В. Щусева строился на землях, принадлежавших семье Олсуфьевых, и Юрий Александрович руководил постройкой. Эту работу Стеллецкий и Комаровские также выполняли в Ракше, окончив ее, отправили иконы заказчику, отзывы которого оказались восторженными. В конце 1920-х годов храм на Куликовом поле был разграблен, иконостас и все убранство бесследно пропали. Этой теме посвящен рассказ А.И. Солженицына «Захар Калита».

1914 год, когда, по словам Ахматовой, начался «не календарный – настоящий двадцатый век», принес Владимиру Комаровскому новое горе: сразу после начала войны скончались оба его брата. Василий, узнав о начале войны, впал в тяжелейшее нервное расстройство и в сентябре умер в московской клинике при не очень ясных обстоятельствах, но скорее всего, от сердечного приступа, сопутствовавшего эпилептическому припадку. Через месяц скончался и средний брат Юрий – из-за обострения язвы.

Но в судьбе Комаровских горести и радости неизменно шли рука об руку. Вот и теперь вместе со страшной потерей пришло счастье: родился первенец Алексей. В начале 1915 года Владимир Алексеевич с семьей уехал в Тифлис, где по поручению Всероссийского земского союза занялся организацией лазаретов для раненых, а руководил всей этой работой Олсуфьев. Летом, живя в Мцхете, Комаровский написал две большие иконы – Спасителя и Божией Матери – для восстановленной Олсуфьевыми церкви в русском Ольгином монастыре.

Летом 1917 года Комаровские, у которых к тому времени родилась дочь Антонина, вернулись в подмосковное Измалково. В 1918-1919 годах Комаровский написал большую икону Донской Божией Матери, которая была установлена в Измалковской часовне, на краю лесного деревенского кладбища. В конце 1920-х годов часовню разрушили, икона пропала. Только в 1970 году ее чудом нашла в сарае деревенского дома дочь Владимира Алексеевича Антонина. Она увезла икону в Москву, и теперь после долгой и тщательной реставрации она помещена в Покровский храм Свято-Данилова монастыря и признана выдающимся произведением иконописи XX века.

В Измалкове Комаровский работал учителем рисования в сельской начальной школе, размещенной в одном из флигелей бывшей усадьбы, расписывал деревянные изделия для Кустарного музея в Москве, занимался хозяйством. Много времени он уделял и творческой работе: писал с натуры и по памяти.

Сразу после Октябрьской революции Владимир Алексеевич и все его окружение из разряда самых просвещенных, благородных и преданных России людей перешли в разряд отщепенцев и потенциальных врагов новой власти. Независимо от их отношения к этой власти, намерения вступать с ней в конфронтацию и борьбу, вообще независимо от их политической позиции все они попадали под подозрение. В большинстве своем они не готовы были ко лжи, предательству своих идеалов и нравственным компромиссам, и это делало их изгоями и объектом непрестанного преследования.

В одном из протоколов последнего следственного дела 1937 года в графе «Каким репрессиям подвергался …» мы читаем:

«а) до революции» (это 34 года жизни) – «под судом и следствием не был»

«б) после революции» (это 20 лет жизни) – «в 1922, 25, 31, 34 гг. арестовывался органами НКВД. 22, 31, 34, гг. сидел по два-три месяца и отпускался, в 1925 был осужден органами НКВД на три года высылки».

Такова сухая статистика этой беспощадной погони, цель которой – загнать и уничтожить жертву. К этому перечню нужно добавить еще и арест в 1933 году 19-летнего сына Алексея, обвиненного в антисоветской агитации и приговоренного трехлетнему сроку в сибирском лагере.

В 1923 году в Измалкове была открыта детская оздоровительная колония, и Комаровские были вынуждены покинуть дом. Семью приютил Олсуфьев, купивший к тому времени дом в Сергиевом Посаде неподалеку от Лавры. Комаровский вместе с Олсуфьевым, отцом Павлом Флоренским, В.Г. Дервизом, М.В. Шиком работает в Комиссии по охране ценностей Троице-Сергиевой лавры, ведет художественную школу, пишет несколько портретов Флоренского и Олсуфьева (см. альбом). Флоренский высоко оценил талант Владимира Алексеевича: «Это большой художник, с каждым месяцем делающий шаг вперед. Он ищет конкретное выражение в живописи самого сердца реальности…»

В 1923 году у Комаровских родилась вторая дочь Софья, а через два года Комаровского арестовали. В защиту художника выступали известные влиятельные люди: архитектор А.В. Щусев, художники В.А. Фаворский, П.И. Нерадовский, скульптор Н.А. Андреев, руководство музейного отдела Главнауки. 28 крестьян села Измалково просили за графа как за бывшего учителя рисования, доказывая, что он невиновен. Но сам обвиняемый, органически неспособный ко лжи, на вопрос о его политических предпочтениях заявил, что, по его мнению, «монархия есть та форма государственного устройства, которая может соответствовать нравственному идеалу». В результате к нему навсегда прикрепилось клеймо «монархист». По обвинению в «принадлежности к монархической группировке бывшей аристократии» Комаровский Особым совещанием при ОГПУ был осужден на три года ссылки и отправлен этапом на Урал.

Причиной ссылки, стало, видимо, сфабрикованное ОГПУ так называемое дело «Даниловского синода». В обвинительном заключении по этому делу указывалось, что в Москве «создана черносотенная церковная группировка, стремившаяся разжигать и поддерживать постоянное обострение между церковью и советской властью». «Группировка» получила наименование «Сергиевой самаринской» по фамилии А.Д. Самарина, якобы возглавлявшего ее. Входили в нее жители Сергиева Посада: дипломат П.Б. Мансуров, князь И.С. Мещерский, священник Сергий Сидоров, диакон Михаил Шик, товарищ обер-прокурора Синода П. В. Истомин. Все они были родственниками, друзьями или хорошими знакомыми Комаровского, и, хотя он прямо по этому делу не привлекался, ссылки не избежал.

Он отбывал срок в Ишиме, где его запрещено было принимать на работу, и он жил впроголодь, берясь за любое дело, чтобы прокормиться и как-то поддержать оставшуюся в Сергиевом Посаде семью.

После освобождения Владимир Алексеевич не смог вернуться в Сергиев Посад, так как там начались повальные аресты. Комаровский с семьей поселился у знакомых крестьян, сначала в селе Федосьино, потом в деревне Рассказовка. В семье рождается еще один сын, названный Федором.

К радости Владимира Алексеевича в 1929 году священник Александр Андреев привлек его к ремонтно-реставрационным работам в храме Софии на Софийской набережной. Он восстановил некоторые настенные фрески храма и написал несколько новых сюжетов. К несчастью, священник был вскоре арестован, церковь в 1930 году была закрыта и приспособлена под хозяйственные нужды. Росписи оказались покрыты слоями побелки, но в начале XXI века реставраторам удалось расчистить часть свода и несколько фрагментов на стенах и обнаружить замечательные работы Комаровского.

В 1931 году Комаровские переезжают в Жаворонки и живут в одном доме с семьей Оболенских. Здесь художник создал два акварельных рисунка: «Знамение» и «Архангел», сделал панораму Москвы для геологического музея, серию декоративных панно для детского санатория «Ярополец», картины «Сказки Пушкина» для павильона в Измайловском парке, эскизы росписи для актового зала Московского университета. Также он участвовал в росписи по эскизам Е.Е. Лансере ресторана на Казанском вокзале, оформил декоративный плафон в аптеке на Пушкинской площади, расписал алтарную часть кладбищенского храма в Рязани.

В.А. Комаровский: фото из следственного
дела 1933 г.

В Жаворонках на семью обрушилось новое несчастье: у Варвары Федоровны обнаружилось заболевание спинного мозга, приведшее к потере подвижности, а затем и к полному параличу. Вслед за арестом в 1933 году сына Алексея был арестован в начале 1934 года и сам Владимир Алексеевич. Его обвиняли в причастности к контрреволюционной церковно-монархической организации и в недоносительстве: он знал, что М.Ф. Оболенский строил планы побега за границу. И в этот раз, продержав два месяца в тюрьме, его отпустили. В эти годы семью преследовала тяжелая нужда, и Владимир Алексеевич вынужден был продать в государственные хранилища ценнейшие реликвии и документы из семейного архива, связанные, прежде всего, с семьей Веневитиновых.

В.А. Комаровский, 1937 г.

27 августа 1937 года в судьбе Комаровского наступила развязка – он был арестован в последний раз. Когда его уводили, жена даже не смогла поднять на прощанье руку. Ему предъявили обвинение в принадлежности к двум эмигрантским, действовавшим исключительно за границей организациям: «Союзу младороссов» и «Национальному союзу нового поколения», впоследствии известному как Народно-трудовой союз (НТС). В обвинительном заключении эти организации характеризуются как «контрреволюционные, фашистские террористические организации, руководимые бело-эмигрантами», ставившие перед собой задачу «создания новой национальной России с фашистской диктатурой, практическая деятельность которой заключалась в группировании вокруг себя контрреволюционных элементов, непримиримо относящихся к Советской власти из числа реакционно настроенных церковников, бывших людей и т.д., в пропаганде своих контрреволюционных взглядов, разрушении тыла во врем войны путем диверсионных актов».

Кроме того, Комаровского обвинили в связях с Истинно-православной церковью (ИПЦ). Эти неканонические церкви существовали во многих православных странах, но в большинстве из них они протестовали против тех или иных обрядовых или богослужебных форм, казавшихся нарушением истинного православия, тогда как в Советской России деятели ИПЦ вступали в спор с государством, считая его безбожным и обвиняя в притеснении церкви. По одному делу с Комаровским проходили священник В.А Амбарцумов и С.М. Ильин.

На допросах Владимир Алексеевич старался не называть тех людей, знакомство с которыми не было со всей очевидностью известно следствию. Такой же тактики придерживался и арестованный тогда же священник М.В. Шик, коллега Комаровского по работе в Сергиевом Посаде – один из протоколов его допроса вшит в дело Комаровского. Оба они всеми силами стараются отвести подозрение от людей, о которых их спрашивают. На некоторые вопросы, например, связанные с тайными богослужениями в их домах, оба отказываются отвечать.

В обвинительном заключении по делу Комаровского сказано, что ни в одном из предъявленных ему обвинений он виновным себя не признал.

3 ноября 1937 года Владимир Алексеевич Комаровский был приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение через два дня –  ноября. Та же судьба постигла Ильина и Амбарцумова. Расстрела не избежали Олсуфьев, Шик и многие другие близкие Комаровскому люди.

Жена Владимира Алексеевича Варвара Федоровна скончалась в 1942 году. Дочь Комаровских Антонина Владимировна прожила долгую жизнь, сумела по крупицам собрать и сохранить наследие отца, память о нем, его большой семье, его друзьях, о том круге ярких, талантливых, благородных людей, к которому он принадлежал. Она же в 1960 году добилась его реабилитации. За четыре года до этого семья получила ложное свидетельство о смерти, где значилось, что он скончался в 1943 году. В реабилитационных документах особо отмечено, что Комаровский, Амбарцумов и Ильин «были осуждены без достаточных оснований».

Архивные фотографии и документы следственного дела

Владимир Комаровский: живопись

Церемония установки таблички
«Последнего адреса»: фото


Фото: Екатерина Елпатьевская

Неправильно введен e-mail.
Заполните обязательные поля, ниже.
Нажимая кнопку «Отправить» вы даете согласие на обработку персональных данных и выражаете согласие с условиями Политики конфиденциальности.