Москва, Серафимовича, 2
На карте На карте

| 03 июня 2018

По адресу улица Серафимовича, 2 находится знаменитый «Дом на набережной» – жилой комплекс ЦИК-СНК СССР, возведенный в 1927-1931 годах специально для ответственных работников ЦК ВКП(б) и правительства.

В базах «Мемориала» есть данные о 242 жильцах «Дома на набережной», которые были расстреляны в годы Большого террора.

На этом доме уже висят несколько памятных знаков «Последнего адреса»: таблички журналисту Михаилу Ефимовичу Кольцову и Александру Георгиевичу Ремейко были установлены в июне 2016 года, еще четыре знака с именами педагога, редактора и ближайшего друга Николая Бухарина Надежды Михайловны Лукиной-Бухариной, служащего Сергея Корнильевича Судьина и братьев-латышей Анса и Кристапа Аболиных мы установили в октябре 2016 года. Седьмая табличка появилась здесь 4 мая. На ней – имя юриста, наркома внутренней торговли Израиля Яковлевича Вейцера.

Сегодня на фасаде этого дома мы установили еще четыре памятных знака.


Александр Яковлевич Аросев родился в 1890 году в Казани в семье портного и швеи, был старшим из семерых детей.

Александр довольно рано увлекся революционными идеями, во многом под влиянием деда, народовольца Августа Иоганна Гольдшмидта, и матери, Марии Августовны Гольдшмидт, разделявшей взгляды отца. В 1905 году он вступил в партию эсеров и даже участвовал в революционных событиях. А в 1907-м близкий друг и одноклассник Вячеслав Скрябин (Молотов, будущий нарком иностранных дел) убедил его перейти в РСДРП. За партийную деятельность Александра исключили из реального училища. В 1909 году его арестовали. Он просидел в тюрьме восемь месяцев – вместе с Вячеславом Скрябиным и другими однопартийцами. Затем их сослали в Вологодскую губернию, откуда Аросев через полгода бежал за границу, где провел два года. Был вольнослушателем на философско-филологическом факультете Льежского университета. В эмиграции он познакомился с Лениным и Горьким, которому Аросев читал черновики своих первых рассказов.

В 1911 году Александр тайно вернулся в Москву и вновь занялся политической деятельностью. Вскоре его снова арестовали и сослали – сначала в Вологодскую губернию, где он уже однажды отбывал ссылку, затем в Архангельскую губернию, откуда он бежал, потом – в Ярославскую губернию – и он снова бежал. Последнее место ссылки - Пермская губерния.

В 1916 году Аросев вернулся из ссылки и поступил в Петроградский психоневрологический институт, но не окончил его - в декабре его призвали в армию, а в феврале вновь арестовали – за сокрытие революционного прошлого – и отправили в дисциплинарный батальон в Нижний Новгород. После Февральской революции Аросева восстановили в школе прапорщиков, и он активно включился в революционную борьбу.

Аросев был направлен в Тверь, где он был избран председателем Совета рабочих и солдатских депутатов и занимался созданием военного комитета большевиков. Вернувшись в июле в Москву, он вошел в состав Военно-революционного комитета, руководил переходом войск Московского гарнизона на сторону большевиков. Его подпись стоит под приказом об артиллерийском обстреле московского Кремля. В ноябре 1917 года Аросев был назначен заместителем командующего Московским военным округом, затем - комиссаром Главного управления Красного воздушного флота РСФСР (Главвоздухфлот).

Осенью 1918 года в Спасске белочехи расстреляли мать Аросева. Узнав о трагедии, он вырвался на несколько дней в Спасск и перевез тело матери в Казань, где и похоронил. В конце 1918-го Аросев женился на знакомой по Казани Ольге Вячеславовне Гоппен. В браке у них родились три дочери: Наталья (1919 год), Елена (1923 год) и Ольга (1925 год).

Второй страстью Аросева после революционных идей была литература. Писать он начал еще во время первой ссылки, в Тотьме. Но эти ранние рукописи попали в руки жандармов и пропали. В 1916 году были опубликованы его первый рассказ «Плотники» и поэма «Белошвейка». В 1917 году в журнале «Творчество» вышли еще несколько рассказов - «Провокатор», «Год назад», «Любовь неторопливая».

В 1920 году Аросев был направлен на работу в Харьков, где два года возглавлял Верховный революционный трибунал Украины. Тогда же в Харькове был издан первый сборник его рассказов «Революционные наброски».

В 1921 году он вернулся в Москву и стал заместителем директора Института истории партии и революции. После смерти Ленина лично привез в Москву из Горок мозг и сердце вождя. Написал первые биографические работы о Ленине.

С середины 1920-х годов до 1933 года Аросев был на дипломатической работе: полномочным представителем СССР во Франции, Латвии, Швеции, Литве, Чехословакии.

В 1932 году он женился во второй раз – на чешке Гертруде Фройнд, ставшей в замужестве Гертрудой Рудольфовной Аросевой.

Гертруда родилась в 1909 году в Праге, в семье еврейского торговца. Она окончила школу танцев Мари Вигман в Дрездене и в 1929 году на средства отца открыла собственную школу танцев в Праге, куда несколько лет спустя привел своих дочерей тогдашний постпред СССР в Чехословакии Александр Яковлевич Аросев. К тому моменту с первой женой они разошлись, и дочери жили с отцом. После свадьбы Гертруда приняла советское подданство.

В 1933 году Аросева отозвали в Москву, куда он вернулся уже с новой женой. Почти год он был без работы, в 1934 году у них родился сын Дмитрий.

«Большую часть своей жизни отец прожил за границей. Вернувшись в Москву, он застал совсем другую картину. Его друзья юности — Вяча (Молотов), Климушка (так он называл Ворошилова), с которыми вместе бежал из ссылок, стали совсем другими. Это были вожди. Они сидели в Кремле, за крепкими стенами, окруженные заслоном из чиновников-подхалимов. Отец оказался в полном одиночестве. Прожив много лет за границей, он встретился с трудностями, которые просто не мог понять. Он не понимал, почему, чтобы купить колбасы, нужно взять какую-то карточку ГОРТ и о ней нужно хлопотать в правительстве. Чтобы купить печку в холодную квартиру, нужно специальное решение чуть ли не Совнаркома (наркома торговли). В общем, он был совершенно неподготовлен к реалиям новой жизни, где всюду натыкался на глухую стену умоотупляющей канцелярии. В бриджах, в берете он, естественно, не вписывался в окружающую среду. И очень страдал. Жена-иностранка, трое детей, а у него поначалу ни квартиры, ни работы. Да к тому времени Гертруда родила сына, нашего брата Дмитрия. Он пытался узнать - в дневниках есть неотправленное письмо Сталину, - почему его окружает такая стена отчуждения», - писала много позже в своих воспоминаниях «Прожившая дважды» младшая дочь Аросева, Ольга, ставшая одной из ведущих актрис Театра Сатиры.

В 1934 году Александра Яковлевича назначили председателем Всесоюзного общества культурных связей с заграницей (ВОКС). Эту должность он занимал до ареста в 1937 году.

«То была, пожалуй, наиболее подходящая для него стихия. Здесь он мог использовать и свой дипломатический опыт, и знание языков, и знакомство с европейским обществом вообще. Сам писатель и человек творческий, он мог вести диалог с представителями культуры Запада на равных. Изголодавшись по настоящей работе, Аросев энергично принялся за дело, найдя здесь поле для приложения своих незаурядных организаторских способностей», - писала его дочь Наталья в своих воспоминаниях «След на земле. Документальная повесть об отце».

Аросев продолжал и свою литературную деятельность. Он написал и издал более 30 книг: повести, рассказы, в том числе, рассказы для детей («Первая звёздочка», «Свинья и Петька»), воспоминания, был членом Союза писателей СССР. В 1927 году он участвовал в написании коллективного фантастического романа-буриме «Большие пожары», публиковавшегося в журнале «Огонек». Первый рассказ в нем – о вымышленном советском городке Златогорске - написал Александр Грин. Задачей остальных участников литературного эксперимента состоял в том, чтобы продолжить эту сюжетную линию, заданную Грином. В написании романа приняли участие 25 известных советских авторов, в том числе Михаил Кольцов (тогдашний главный редактор «Огонька»), Алексей Толстой, Исаак Бабель, Михаил Зощенко, Алексей Новиков-Прибой, Константин Федин и Александр Аросев. Его часть называлась «Марсианин». 10 лет спустя шесть авторов этого романа, в том числе Михаил Кольцов и Александр Аросев, были расстреляны.

В 1935 году Аросев был делегатом I Всесоюзного съезда писателей. Во время приезда французского писателя Ромэна Роллана в Москву Аросев был его переводчиком на встрече со Сталиным.

Чуть позже Сталин поручил Аросеву деликатное и ответственное дело – купить архив Карла Маркса. Формальным владельцем архива являлся центральный комитет германской социал-демократической партии, у которой в Праге была резиденция. Но сам архив хранился в нескольких местах, в том числе в Париже и Копенгагене. В результате долгих переговоров и почти детективной истории часть архивов удалось привезти в Москву, где они хранятся до сих пор в РГАСПИ.

«Наступала страшная пора 1937 года. Все силы уходили на борьбу в защиту своего честного имени, - пишет Ольга Аросева в своих воспоминаниях. - Мера человеческой подлости в те времена была чудовищной. Людьми руководил страх. В дневниках отца описаны собрания, которые проходили в ВОКСе, где интеллигентные люди, имеющие богатые биографии, люди, с которыми он жил и работал многие годы бок о бок, писали друг на друга доносы. Отец сохранил документальные подтверждения тех нападок на него, которые были в прессе, в частности в «Правде». В дневниках есть две заметки, из которых ясно, в чем его обвиняли. Сейчас это смешно читать: его обвиняли в том, что он носит фрак и говорит на иностранных языках. Он отвечал, что знает, когда, где и что носить. «В 1917 году, - писал он, - во время революции я носил шинель, а на приемах зарубежных гостей надевал фрак и говорил с ними на их родном языке, чтобы мы лучше понимали друг друга».

Летом 1937 года Аросев с женой, сыном и дочерью Еленой поехал в отпуск в Сестрорецк. По дороге он заехал в Ленинград к сестре и оставил у нее свои дневники, благодаря чему они и сохранились. Именно в Сестрорецке, 26 июня 1937 года сотрудники НКВД арестовали Гертруду. Сохранились воспоминания дочери Александра Яковлевича, Елены о последнем дне, проведенном Александром и Гертрудой вместе: «В один из вечеров к нам постучались. Вошли двое молодых людей, оба военные, один из них моряк. Объявили, что приехали за Гертрудой, так как она арестована. Гера заплакала, отец, наоборот, разозлился, сказал, что не отпустит ее, что поедет с ней. Они запретили это, тогда он сказал, что им придется подождать, и вызвал из Ленинграда, из филиала ВОКСа, машину. Как ни странно, они на это согласились. Воцарилась какая-то странная, неестественная пауза. Было такое ощущение, что остановилась жизнь, вернее, из нее вырвали кусок, как из киноленты ножницами. Это длилось довольно долго. Раздался гудок машины, надо было ехать. Отец с Герой стали прощаться. Они стояли, прижавшись друг к другу, не обнимались, а просто стояли без движения. Может быть, они что-то говорили друг другу без слов, может быть, обещали… Не знаю. Они прощались. Гера встрепенулась и направилась в спальню попрощаться с сыном. Остановилась, обернулась… Я увидела ее лицо. Я запомнила это лицо на всю жизнь. Неописуемая мука. Она тихо по-немецки сказала: „Нет, я не могу. Господи, зачем ты даешь такие испытания?!“ Те двое подошли к ней с двух сторон и увели ее уже как арестованную».

Аросев пытался спасти жену. Вернувшись в Москву, он несколько раз звонил своему другу юности Молотову. Вот как об этом вспоминает Елена: «Папа пытался дозвониться до Молотова, тот бросал трубку или молча дышал. Папа просил его: „Вяча, ты же меня слышишь, я чувствую, как ты дышишь, скажи мне хоть что-нибудь, скажи, что мне делать?“ Наконец, после очередного звонка, Молотов прохрипел: „Устраивай детей“ и повесил трубку. Отец сказал: „Это все“».

3 июля был арестован и сам Александр Яковлевич, после того как он отправился на Лубянку к тогдашнему наркому внутренних дел Ежову, с которым он также был знаком с юности по Казани, чтобы заступиться за арестованную супругу.

За Аросевых заступился Ромэн Роллан. Он написал письмо Сталину, которое, понятное дело, осталось без ответа. В письме он писал: «Дорогой товарищ Сталин, я узнал из газет об аресте Александра Аросева и его жены. Я, естественно, не имею возможности знать причины этого и не позволяю себе давать их оценку. Но я хочу сказать следующее: за многие годы, в течение которых я имел с Аросевым частые встречи и переписку, он всегда проявлял по отношению к вам абсолютную верность и привязанность. Ни слова колебания или резерва (так в распространенном переводе, правильнее «или сомнения». - ред.). Он говорил о Вас с любовью и гордостью. Между тем, Аросев не является человеком, который способен скрывать свои чувства».

2 декабря 1937 года по обвинению в «шпионаже и участии в контрреволюционной террористической организации» Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством А.Д. Горячева приговорила Гертруду Аросеву к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в тот же день. Ей было 28 лет.

Через два месяца - 8 февраля 1938 года – к расстрелу был приговорен и Александр Аросев. Его также обвинили в «участии в контрреволюционной террористической организации». Как следует из материалов уголовного дела, формальным основанием для обвинительного заключения стали встречи Аросева с зарубежными коллегами. «Тройка» под председательством В.В. Ульриха приговорила его к высшей мере наказания. Он был расстрелян 10 февраля 1938 года, в тот же день, что и его друг и товарищ Владимир Антонов-Овсеенко. Ему было 48 лет.

У Аросева остались три дочери от первого брака и сын – от второго. Дочери переехали жить к матери, сын – к тете, одной из сестер Аросева. «Мы часто ходили с сестрой Еленой на Лубянку и стояли в очередях, чтоб выяснить судьбу отца. Нам выдали справку, что он осужден на десять лет без права переписки… Не знали мы тогда, что это означает смертный приговор, у нас оставалась надежда. Мы продолжали ждать отца все десять лет, - вспоминала Ольга Аросева. - Я дождалась 1948 года, когда истек срок, к которому приговорили отца. На заявление с просьбой сообщить мне о судьбе моего отца я получила справку - умер в 1945 году в местах заключения. Это была очередная ложь. Невозможно себе представить, чтобы папа, будучи живым, не дал о себе знать за все эти годы. И я снова ждала. Ждала, как в детстве, когда он поднимался на лифте. Вдруг сейчас кто-то стукнет в окно или позвонит в дверь, и я или получу весточку, или увижу моего папу».

Правду об отце дети Аросева узнали лишь после смерти Сталина.

Елена и Ольга стали актрисами, Наталья - одной из ведущих переводчиков СССР с чешского языка. Много позже они прочитали дневники отца, которые бережно сохранила его сестра. Наталья и Ольга написали воспоминания об отце, использовав в них его дневники.

Отец Гертруды Рудольф Фройнд в войну погиб в Освенциме. У ее матери Терезии Йировой был билет № 1 Общества советско-чехословацкой дружбы. Ее депортировали в Терезин, но она сумела выжить.

Александр Яковлевич Аросев был реабилитирован в 1956 году, Гертруда Аросева – годом позже.


Абрам Захарович Каменский родился в 1885 году в Луганске в семье служащего. В семье было 10 детей, их отец умер в 1902 году. После окончания торговой школы Абрам устроился на работу на Успенский рудник в Донбассе.

В 1905 году Каменский вступил в РСДРП. В 1905 году он принимал активное участие в Темерницком восстании в Ростове-на-Дону. С марта 1917 года - депутат первого Луганского совета, с июля – секретарь Луганского горкома и член Донецко-Криворожского обкома РСДРП, член Исполкома Луганского совета рабочих и крестьянских депутатов, член Президиума Луганской городской Думы, редактор газеты «Донецкий пролетарий».

После Октябрьской революции Каменский стал членом Луганского ревкома, председателем уездного Совета народного хозяйства. С января 1918 года - член правления национализированного Паровозостроительного завода Гартмана в Луганске.

В феврале 1918 года на части Украины была провозглашена Донецко-Криворожская республика, и Абрам Каменский стал ее активным деятелем, работал на посту наркома госконтроля и председателем Луганского парткомитета. Вместе с Климом Ворошиловым организовывал Красную Гвардию и Красную Армию в Луганске, участвовал в Царицынском походе, был комиссаром 5-й Армии, управделами РВС Северо-Кавказского военного округа, 10-й армии, Южного и Юго-Западного фронтов. Примыкал к «военной оппозиции», в конце декабря 1918 года выступил с программной статьей «Давно пора» против Троцкого, опубликованной в газете «Правда».

С марта 1919 года до 1922 года с некоторыми перерывами Каменский занимал пост заместителя наркома национальностей РСФСР (наркомом был Иосиф Сталин, с которым Каменский был знаком еще по обороне Царицына), затем он - член коллегии Наркомата земледелия, заместитель начальника Главного управления учебных заведений легкой промышленности.

В 1924-1925 годах Абрам Захарович работал в ВСНХ СССР, был уполномоченным президиума, организовал отдел профтехобразования и курсы красных директоров. В 1926 году он - директор Института повышения квалификации административно-технических кадров, с 1927 по 1933 год - директор Всесоюзной промышленной академии. В августе 1933 года Каменский вошел в Коллегию Наркомата легкой промышленности СССР, занимал пост начальника Главного управления учебных заведений легкой промышленности. С 1936 года - член коллегии Наркомата финансов РСФСР, начальник отдела финансирования культуры.

Абрама Захаровича арестовали 6 ноября 1937 года по обвинению в «участии в контрреволюционной террористической организации». Через два дня он был исключен из партии как «враг народа, арестованный органами НКВД». 22 ноября арестовали и вторую жену Каменского Валентину Васильевну Полякову, тоже как «участницу контрреволюционной террористической организации».

Согласно версии следствия, в состав контрреволюционной организации, которая на самом деле никогда не существовала, входили, помимо Каменского, нарком просвещения РСФСР А.С. Бубнов, нарком юстиции СССР Н.В. Крыленко, заместитель председателя Верховного суда РСФСР В.Н. Манцев и др. Дело строилось в основном на ложных показаниях наркома финансов Варвары Яковлевой, которая, по версии следствия, возглавляла подпольный троцкистский антисоветский центр.

21 декабря следователь устроил очную ставку Каменского и Яковлевой. На очной ставке Яковлева, как следует из материалов дела, заявила, что вовлекла Каменского в деятельность нелегальной троцкистской группы в декабре 1935 года.

Под давлением следствия Абрам Захарович в конце концов признал, что получил от Яковлевой «директиву развернуть вредительскую работу в области финансирования культурных мероприятий. Однако в связи с тем, что проработал после этого только около трех месяцев, а остальное время болел и лежал в больнице и дома, я за этот период широкой вредительской работы в этой области развернуть не сумел...» Но предъявленных ему обвинений в терроре и заговоре против руководителей ВКП(б) и Советского государства Каменский не признал и никого не оговорил.

9 февраля 1938 года Каменский был приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания. Приговор был приведен в исполнение на следующий день. Ему было 53 года.

В 1938 году Валентина Полякова, осужденная на 10 лет исправительно-трудовых лагерей и пять лет поражения в правах, в ходе этапирования к месту отбывания наказания оказалась в одном вагоне с Варварой Яковлевой, которая призналась ей, что по настоянию наркома НКВД Ежова оговорила ее и Каменского. В следственном деле Поляковой есть ее письмо генпрокурору СССР от 20 июля 1954 года, в котором она пишет: «Обвинение было основано на показаниях Яковлевой. <…> Об этом я узнала от самой Яковлевой, когда ехала с ней этапом из Москвы в Казанскую тюрьму после получения приговора. Когда я ее спросила: есть ли еще показания кого-либо, кроме нее о контрреволюционной деятельности Каменского, она ответила отрицательно. Все обвинение Каменского было основано на ее показаниях. Когда я спросила, на каком основании она показала на моего мужа, ведь это неправда, она ответила, что это действительно неправда, но ей было приказано показать на него, и она это сделала, так как ее допрос длился 15 суток, ей не давали спать, и она, потеряв самообладание, подписала эти показания».

Варвара Яковлева, осужденная в 1938 году к 20 годам исправительно-трудовых лагерей, в сентябре 1941 года была заочно приговорена к высшей мере наказания и расстреляна 11 сентября в центральной тюрьме Орла.

Валентина Полякова отбыла десятилетний срок и была освобождена в 1947 году. В январе 1952 года ее вновь арестовали по тому же обвинению – «принадлежность к антисоветской троцкистской организации» - и сослали на Колыму. В 1954 году она была освобождена, а в 1956-м – реабилитирована.

Абрам Захарович Каменский был посмертно реабилитирован в 1956 году.


Артемий Багратович Халатов (настоящее имя – Арташес Халатянц) родился в Баку в 1894 году (по другим данным, в 1896 году). В автобиографии, напечатанной в энциклопедическом словаре «Гранат», он подчеркивает, что «происходит из трудовой семьи», однако по всей видимости, он родился в семье вполне зажиточного торговца. Окончив в 1912 году бакинское реальное училище, еще в старших классах которого, по собственному утверждению, он увлекся марксистской литературой, Артемий для продолжения образования переехал в Москву, где поступил в Московский коммерческий институт (впоследствии Институт народного хозяйства им. Г.В. Плеханова).

Во время Первой мировой войны Xалатов организовал «студенческую столовку», куда привозили дешевые продукты из Закавказья. Столовая была также центром легального существования нелегальных кружков. Тогда же Халатов подружился с Анастасом Микояном.

Институт Халатов не окончил. Он был на пятом, последнем, курсе, когда разразилась Февральская революция, и он окончательно ушел в политическую деятельность. В 1917 году он вступил в РСДРП(б).

После Февральской революции Халатов занимал должность заместителя председателя Московского городского промышленного комитета. В октябре 1917 года – член президиума Замоскворецкого районного Военно-революционного комитета. С 26 октября – заместитель чрезвычайного комиссара, с начала 1918 года – чрезвычайный комиссар Москвы по продовольствию и транспорту. Для организации снабжения города украинским хлебом Халатов отправился в гетманскую Украину, где он был арестован и просидел два месяца в тюрьме. По возвращении Халатов работал на руководящих постах в Наркомате продовольствия. Собственно, к действиям продотрядов профессиональный снабженец Халатов отношения не имел, его ведомство занималось лишь распределением уже реквизированного продовольствия. Одновременно осенью 1919 года по предложению председателя Совета народных комиссаров (СНК) В.И. Ленина Халатов был назначен начальником Главного управления по снабжению Красной Армии – Главснабпродарма. С 1920 года он – член Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК), а также бессменный член Моссовета.

В 1921–1928 года Халатов занимал должность председателя Центральной комиссии по улучшению быта ученых (ЦЕКУБУ) при СНК РСФСР-СССР. На этом посту он сделал много полезного. Максим Горький, с которым Халатов познакомился как раз в связи с работой комиссии, писал ему из Италии 19 октября 1927 года в ответ на присылку «Отчета о деятельности ЦЕКУБУ за 5 лет (1921–1926 гг.)»: «Лично Вы, дорогой друг, в эти героические годы были неутомимым пестуном и «кормильцем» ученых. Вы навсегда связали Ваше имя с Цекубу… Так как я знаю эту Вашу работу, я уверен, что говорю о ней безошибочно… Какой Вы, А<ртемий> Б<агратович>, прекрасный работник, хороший человек». Предположительно именно под влиянием Халатова Горький принял решение вернуться в СССР.

В 1923 году Халатов по собственной инициативе организовал паевое товарищество «Нарпит» («Народное питание»), которое стало, по сути, главным делом его жизни. Цель товарищества заключалась в создании единой сети общественного питания в масштабах всей страны. Халатов стал инициатором создания фабрик-кухонь, впоследствии – комбинатов питания. Первая фабрика-кухня открылась в 1925 году в Иваново-Вознесенске. Халатов лично присутствовал на ее открытии. Фабрика-кухня могла одновременно обслуживать 600 человек. Вскоре фабрики-кухни начали активно строиться по всей стране, а на каждом предприятии стали возникать столовые. К 1929 году счет фабрик-кухонь шел на десятки, а столовых – на сотни.

С 1924 по 1927 год Халатов являлся ректором Московского института инженеров транспорта (МИИТ). В 1927 году он занял должность ректора Московского института народного хозяйства (МИНХ), которым руководил до 1929 года.

С июля 1927 года по постановлению СНК Халатов – член коллегии Наркомата просвещения (Наркомпроса) и председатель правления Госиздата и Объединения госиздательств (ОГИЗ) РСФСР. Деятельность Халатова на этом посту, по мнению исследователей, была двойственной. С одной стороны, он «играл важную роль в создании системы политической цензуры, после высылки одного из организаторов Октябрьской революции Л.Д. Троцкого закрыл основанное Максимом Горьким издательство «Всемирная литература». В то же время Халатов являлся едва ли не лучшим руководителем Госиздата за все советское время. Считая, что не следует скрывать от советского читателя всю историческую правду, он способствовал изданию в СССР многих книг, содержание которых никак не отвечало требованиям советских идеологов-ортодоксов. Издавались мемуары белых генералов, воспоминания красных участников революции, в которых описывалось «все, как было», а также многочисленные исследования по истории революции и Гражданской войны, где без приукрашивания излагались реальные факты и высказывались различные точки зрения. Так, в 1928 году были изданы «Очерки русской смуты» генерала А.И. Деникина, а в 1929-м – воспоминания видного латышского революционера, начальника штаба московской Красной гвардии Я.Я. Пече о событиях в Москве в октябре 1917 года, во многом перечеркивающие официальную версию событий и рассказывающие, мягко говоря, о не очень достойном поведении некоторых руководителей московской большевистской организации. В 1930-е годы все эти книги были изъяты и находились в Спецхранах вплоть до перестройки (1986 – 1987), когда началось их переиздание».

В 1932 году Халатов снова перешел в Наркомат путей сообщения и проработал там до 1935 года. С 1935 года Халатов занимал пост председателя Центрального совета Всесоюзного общества изобретателей. Он – автор более 60 брошюр и статей по экономическим вопросам.

Халатов был арестован 27 июня 1937 года. 26 сентября он был осужден и приговорен к высшей мере наказания Военной коллегией Верховного Суда (ВКВС) СССР по ложному обвинению в «активном участии в антисоветской террористической организации правых». Приговор был приведен в исполнение в тот же день.

В 1937 году были репрессированы и родные Артемия Багратовича: жена Татьяна Павловна Халатова, дочь Светлана и мать Екатерина Герасимовна Халатова.

Артемий Багратович Халатов был реабилитирован в 1956 году.


Архивные фотографии и документы А.Б. Халатова Церемония установки таблички
«Последнего адреса» (фото),  (видео - Аросевы, видео - Халатов и Каменский)


Фото: Евгений Шмуклер


***
База данных «Мемориала» содержит сведения еще о 231 репрессированных, проживавших в этом доме. Если кто-то из наших читателей хотел бы стать инициатором установки мемориального знака кому-либо из этих репрессированных, необходимо прислать в «Последний адрес» соответствующую заявку.
Подробные пояснения к процедуре подачи заявки и ответы на часто задаваемые вопросы опубликованы на нашем сайте.

Неправильно введен e-mail.
Заполните обязательные поля, ниже.
Нажимая кнопку «Отправить» вы даете согласие на обработку персональных данных и выражаете согласие с условиями Политики конфиденциальности.