Нефтегорск был создан в начале 1920-х годов как рабочий поселок при Майкопских нефтяных промыслах и одно время даже носил название «Майнефть», как и трест, который занимался разработкой промыслов.
Заявку на установку памятного знака Алексею Николаевичу Парахину подала его внучка Дина Парахина. Она родилась в 1956 году, за три недели до реабилитации деда. «Для меня с детства рассказы про дедушку Алешу были куда как более впечатляющие, нежели былины об Илье Муромце и всех остальных героях», - написала она нам, когда подавала заявку. Дине Борисовне удалось согласовать установку памятного знака своему деду и, что удивительно, она встретила со стороны местной администрации полное взаимопонимание. Поскольку мы не смогли документально подтвердить адрес проживания семьи Парахиных в Нефтегорске, было решено установить табличку на памятной арке, возведенной еще в 1937 году при въезде на нефтепромыслы. По словам Дины Борисовны, арку, скорее всего, строил ее дед. На арке размещена мемориальная доска «в честь первопроходцев, создавших нефтяную промышленность». Теперь здесь появится и памятный знак «Последнего адреса» с именем одного из этих первопроходцев.
Алексей Николаевич Парахин родился в 1897 году в селе Медведки Дмитровского уезда Московской губернии. «Фотография прадеда Николая Максимовича всегда стояла на почетном месте в нашем доме, - вспоминает Дина Борисовна. - Он не просто был любимым дедушкой моего папы, но и тем Человеком, который, узнав о беде (аресте сына и невестки), приехал в Краснодар и спас детей своего сына от спецприемника, в который они бы наверняка попали».
Николай Максимович, вышедший из крестьянского сословия, был образованным агрономом. «Каким образом он получил образование, папа не помнил, но зато помнил, что дед его беспрерывно читал, - рассказывает Дина Борисовна. - До революции он выписывал огромное количество журналов, газет и книг, в основном связанных с родом его занятий, и не только, так как он был человеком широкого кругозора. Многие подписные журналы, газеты, книги долго хранились в большом доме, мой папа это хорошо помнил, так как сам рано пристрастился к чтению». По некоторым сведениям, Николай Максимович служил управляющим имениями графа Бобринского в Тульской губернии. Парахины жили недалеко от усадьбы Льва Толстого в Ясной Поляне, и по рассказам внука Николая Максимовича, он каждое воскресенье ходил в Ясную Поляну на беседы с великим писателем. Он был талантливым агрономом, внедрившим, к примеру, систему подкорневого орошения собственного изобретения, благодаря которой он выращивал необыкновенные фрукты и ягоды в средней полосе России.
В семье Парахиных было пятеро детей: Анна, Алексей, Николай, Елизавета и Павел. Алексей начал работать рано, в возрасте 14 лет он трудился мальчиком в частном магазине, потом каменщиком в Москве. Затем поступил в реальное училище.
«По рассказам родственников, мой дед был гордостью и надеждой родителей, - пишет Дина Борисовна. - Он выказывал огромные способности в учебе уже в реальном училище, которое блестяще окончил. К сожалению, уже тогда он увлекся коммунистической идеей и попал под влияние большевиков. Дед вступил в большевистскую партию в 1918 году. Его родители не одобряли его взглядов, однако отношения в семье оставались очень теплыми и близкими».
Алексей Парахин некоторое время учился в Университете Шанявского в Москве, но затем ушел на фронт, участвовал в Гражданской войне на стороне большевиков. В 1918-1923 годах он был командиром 113-го кавалерийского полка Первой Конной армии, участвовал в боях против Врангеля, Деникина, Махно.
«После окончания Гражданской войны дед работал там, куда его посылала партия, даже ездил с каким-то особым заданием в Японию, - продолжает свой рассказ Дина Борисовна. - Из Японии дед привез два сувенира: одним из них была бутылка саке в форме сидящего медведя. Эту пустая бутылка чудом сохранилась после ареста деда, когда все имущество было конфисковано, а дом опечатан. Эту бутылку хранившая ее бабушка подарила папе на 30-летие, наполнив чем-то другим. А папа берег ее всю жизнь, неизменно выставляя на стол во время наших семейных торжеств. Сейчас эта бутылка хранится у меня».
Примерно в те же годы Алексей Николаевич встретил свою будущую жену. «Мою бабушку Дину дед увидел на сцене - она была актрисой драматического театра. Звали ее Евдокия (Дина) Николаевна Королева. Дед влюбился в нее сразу – она была дивной красоты – и стал приходить в театр каждый вечер с цветами. Впоследствии бабушка с большим юмором рассказывала, что видела его в первом ряду с букетом, который он мог обронить, случайно уснув во время спектакля». В 1927 году у них родился первенец – Борис, через два года дочь Елена (Ляля).
В 1923-1925 годах Парахин работал заместителем начальника охраны управления Северной железной дороги в Москве, в 1925-1927 годах – заместителем председателя Центрального рабочего кооператива в городе Шуя Иваново-Вознесенской области.
В 1928 году его направили на Сахалин, где директором Охинского нефтепромысла треста «Сахалиннефть» был его давний друг Александр Гаврилович Борщевский. По свидетельству родных, с Борщевским Парахин был знаком и дружил еще со времен Гражданской войны. Они вместе воевали, вместе потом учились, и теперь им предстояло вместе создать нефтяную промышленность на Сахалине. В 1928-1930 годах Парахин занимал должность заместителя директора и затем директора нефтепромысла.
В 1930 году он, опять по заданию партии, поступил в Баку в Закавказскую нефтяную промышленную академию, которую окончил в 1934 году. Тогда же его направили на работу в трест «Майнефть», где управляющим служил Борщевский. Парахин стал сначала главным инженером треста, затем заместителем управляющего.
«У Алексея Николаевича была репутация человека, способного в пустыне из ничего создать работающее производство. По-видимому, будучи умным, образованным и очень волевым человеком, он, действительно, был талантливым организатором. Папа хорошо помнил речи на 40-летии деда, незадолго до его ареста, как все гости восторженно его славили и говорили, что если бы не он, было бы невозможно создать и открыть нефтепромыслы в такие короткие сроки», - продолжает свой рассказ Дина Борисовна.
Парахины поселились в Нефтегорске, недалеко от промыслов. Здесь они жили в большом доме, поделенном пополам: одну половину занимали Борщевские, другую – Парахины.
В сентябре 1937 года был арестован начальник Главнефти Михаил Васильевич Баринов («Последний адрес» установил ему табличку в июле 2016 года. Он был расстрелян 26 ноября 1937 года). После его ареста прошла волна репрессий среди работников нефтяной промышленности. Затронула она и Нефтегорск.
«Одно из последних папиных воспоминаний об отце связано с парадом в честь 7 ноября в Краснодаре, где во главе колонны шел, держа его за руку, его отец, а следом за ними шел первый секретарь крайкома партии, - рассказывает Дина Борисовна. - Это воспоминание, как и страшное воспоминание об аресте и обыске, сопровождало моего отца всю жизнь».
Между парадом и арестом прошло лишь 10 дней. 17 ноября 1937 года Алексея Николаевича арестовали фактически по прямому указанию Сталина. За два дня до этого, 15 ноября нарком внутренних дел Николай Ежов направил Сталину спецсообщение о «вредительстве в нефтяной промышленности», в котором приводилась телеграмма начальника управления НКВД по Краснодарскому краю И.П. Малкина. В ней Малкин сообщал: «В связи с систематическим отставанием Майнефти в выполнении программы добычи нефти и частых аварий мною для выяснения положения была направлена в Нефтегорск опербригада во главе с моим заместителем. Бригада установила, что плохая работа Майнефти является следствием деятельности контрреволюционной троцкистской организации, действовавшей в течение ряда лет. <…> Контрреволюционная организация буквально по всем направлениям производства треста широко развернула вредительско-диверсионную работу. В течение продолжительного времени бурение широко проводилось на участках, где нефть отсутствовала. Богатые нефтью районы скрывались и не разрабатывались ряд лет. Нефть фонтанирующих скважин под предлогом слабой пропускной способности сбрасывалась в овраги».
Руководителем этой «вредительской организации» якобы был бывший начальник Главнефти Баринов. В своей телеграмме Малкин напрямую запросил санкцию на арест управляющего трестом «Майнефть» Александра Борщевского и его заместителя Алексея Парахина. На первом листе спецсообщения имеется резолюция: «Борщевского и Парахина нужно немедля арестовать. И. Сталин».
К тому моменту был арестован младший брат Алексея, Николай Николаевич. Он проживал в Москве, работал начальником Хапчарачинской базы «Союзникельоловопродснаб». Его арестовали 28 августа 1937 года, расстреляли 19 января 1938 года по обвинению в «шпионаже».
И вот в ночь на 17 ноября к Парахиным пришли НКВДшники. «В ночь ареста мой папа, которому было 10,5 лет, не спал, по своему обыкновению читал книжку под одеялом с фонариком. Вдруг он услышал страшный грохот сапог и звук лома: это в дом вломились «товарищи». Папа оказался молчаливым свидетелем всего, что произошло, - рассказывает Дина Борисовна. - На требование сдать личное оружие дед ответил категорическим отказом, заявив: «Не вы меня им награждали, не вам у меня его и отбирать!» И тогда они стали его избивать сапогами прямо на глазах у жены, превратив его лицо в месиво. А когда бабушка попросила НКВДшников не бить мужа и не шуметь, чтобы не разбудить ребенка, они зашли в детскую и увидели в кровати у окна спящую девочку, дочь Алексея Николаевича. Сына, моего отца, они не заметили, потому что он спрятался за дверью. И тогда один из них взял Лялю в охапку и вышвырнул ее из окна вместе с постелью. То ли от шока, то ли от простуды она почти полностью потеряла слух и потом долго лечилась».
Согласно обвинительному заключению, Алексй Парахин был заместителем Борщевского не только в тресте «Майнефть», но и в «контрреволюционной троцкистской и диверсионно-вредительской организации в г. Нефтегорске». По версии следствия, он якобы, «участвовал лично в подрывной работе по срыву добычи нефти», в частности, «сорвал строительство автомобильной дороги к вновь открытым нефтеносным районам, <…> задержав этим самым ввод их в эксплуатацию на полтора года», «осуществлял ряд диверсионных актов на промыслах, угрожавших возникновению большого пожара с тяжелыми последствиями», «вел подготовку к выводу из строя основных производственных объектов «Майнефти» к началу войны против Советского Союза».
«Тогда как на самом деле все было с точностью до наоборот: они перевыполняли план и вводили объекты в эксплуатацию раньше сроков, - пишет Дина Борисовна. – Об этом были и статьи в центральной прессе».
В следственном деле есть место в допросе, проведенном 14 февраля 1938 года (уже то, что допрос занимает 54 страницы, вызывает сомнения в его подлинности, то есть в том, что все это Парахин изложил на одном единственном допросе, а не просто подписал написанное за него), фактически напрямую свидетельствующее об обратном. На вопрос следователя о подрывной деятельности в бурении Парахин отвечает: «Трест «Майнефть» по скорости бурения занял одно из первых мест в Союзе, завоевав высокие скорости проходки буровых, о чем публиковалось в печати литературе (так в оригинале. - прим. ред.), а ряд буровиков отмечено правительственными наградами».
Судьба Парахина и Борщевского была решена в апреле 1938 года: их имена есть в сталинском расстрельном списке от 19 апреля 1938 года, но смертный приговор был вынесен и приведен в исполнение лишь 10 июня 1938 года. Они были одногодки, им было всего по 40 лет.
У Парахина остались жена и двое детей: 10-летний сын Борис и восьмилетняя дочь Елена. При аресте и обыске НКВДшники конфисковали все ценное и все личные вещи Парахина, в том числе награды, фотографии и письма. «Остался лишь серебряный портсигар, который бабушка спрятала в кармане халата. Потом его фотографии я собирала годами по всей родне», - рассказывает Дина Борисовна.
Вскоре арестовали и жену Парахина Дину Николаевну. «Она пошла в местный НКВД, чтобы узнать, что с ее мужем. Ее и арестовали как жену «врага народа», - рассказывает Дина Борисовна. – Детей спас мой прадед. Поначалу их прятала младшая сестра моей бабушки, Надежда Николаевна, которая обожала свою сестру и ее детей и ничего не боялась. Потом их забрал дедушка, а потом тетя Анна Николаевна, сестра Парахина».
Дина Николаевна два года просидела – точнее, простояла по щиколотку в воде и с плававшими в ней крысами – в тюрьме, которую органы организовали в подвале разрушенной церкви в Армавире. «После освобождения она приехала за детьми и увезла их в Краснодар, где продолжала ждать своего незаконно осужденного мужа, будучи совершенно уверенной в восстановлении справедливости и его возвращении домой, - рассказывает Дина Борисовна. - Не зная истинного значения приговора «10 лет без права переписки», она отправляла ежемесячно посылки по данному ей адресу, отрывая у детей последние крохи. Она отправляла эти посылки почти до самой смерти Сталина. А сразу же после его смерти, как только поняла, что стало возможным об этом говорить, она начала хлопоты об освобождении деда».
Алексей Николаевич Парахин был реабилитирован в 1956 году «за отсутствием состава преступления». Тогда же родные получили фальшивое свидетельство о смерти, в котором значилось, что он скончался 6 декабря 1941 года, графа о причине смерти была пустой. «Но даже после получения документов о смерти и реабилитации бабушка долгие годы еще просыпалась по ночам: ей казалось, она услышала стук в окно - вернулся Алеша. Она надеялась на ошибку и продолжала его ждать», - пишет Дина Борисовна.
«Все, от кого мне в разное время доводилось слышать истории или просто отзывы об Алексее Николаевиче, говорили, что это был человек очень сильный, мощный, непоколебимый в своих убеждениях, безупречно честный, к тому же трудоголик. Поэтому мой папа редко его видел и, в сущности, мало с ним общался, так как дед большую часть времени проводил на работе: строил наше коммунистическое будущее. Но он-то сам в него верил и был беззаветно предан этой идее, отдавая свою жизнь и здоровье построению "светлой эры всего человечества"», - подытоживает она.
Лишь в 1990-е годы семье удалось узнать истинную дату и причину смерти Парахина, а также ознакомиться с материалами следственного дела. «Сказать, что это было тяжело читать, это не сказать ничего... Я не верю этой безграмотной чуши, напечатанной на машинке со слов якобы моего деда, - продолжает свой рассказ Дина Борисовна. - Согласно этим бумагам, где закрашены все имена, мой дед «дает признательные показания». Но «дает» он их 14 февраля 1938 года. Это означает для меня, что его ломали 106 дней, а уж там были мастера своего дела. Если человек, которого наверняка жестоко били и пытали, держался 106 дней, значит, он герой. Для меня он мученик и праведник. Зная, каким любящим мужем и отцом он был, уверена, что его еще и шантажировали семьей. К мысли о том, что никаких показаний он не давал, меня привело и то, что в деле моего деда никак не упомянуто его пребывание в Японии. А ведь чего проще было бы ему инкриминировать «японского шпиона», тем более что его брат был осужден как «шпион». Значит, им нужны были тогда именно «троцкисты». Вот они и печатали то, на что был запрос сверху. Вот что я думаю и чувствую.
Все жертвы сталинских репрессий заслуживают памяти. Я очень надеюсь, что, когда это станет возможным, кости моего деда будут найдены на месте его расстрела, и мы сможем его с достоинством похоронить».
Архивные фотографии и документы следственного дела
Церемония установки таблички "Последнего адреса": фото
