Москва, Долгоруковская улица (быв. Каляевская), дом 5
На карте На карте

| 08 марта 2015
В базах “Мемориала” по “Дому Наркоминдел” проходит 65 фамилий, но возможно, что репрессированных было больше. Заявки на установку памятных знаков пришли к нам одними из первых, и в декабре 2014 года у входа в монументальную арку на фасаде этого дома появились четыре таблички с именами тех, для кого адрес «Дома на Каляевской» стал последним: Якову Марковичу Шинделю, Герману Германовичу Пушу, Абраму Абрамовичу Матисону и Раисе Леонидовне Хавиной-Скрыпник.
А уже через  несколько недель к нам обратились жильцы дома и родственники репрессированных с просьбой разместить мемориальные таблички еще нескольким людям, когда-то навсегда ушедшим отсюда.

Иосиф Гаврилович Коринец хотя и “числился” по последнему месту работы старшим инспектором “Союзснабосоавиахима”, но на самом деле был, как и Матисон, дипломатом, превосходно владел немецким языком и даже был женат на немке, Эмме Нагель. Он долгие годы работал в Наркомате иностранных дел, откуда был уволен перед самым арестом. Конечно же человек, учившийся в Германии да еще и привезший оттуда жену-немку, обязательно должен был рано или поздно “стать” шпионом. По этому обвинению его и арестовали в сентябре 1937 года, в возрасте 50 лет, а через четыре месяца, 25 января 1938 года, расстреляли. Его сын, Юрий Коринец, которому едва исполнилось 14, когда отца не стало, впоследствии вырос до известного детского писателя, поэта и переводчика, а правнучка решила увековечить память о прадеде-дипломате.


Давид Григорьевич Штерн
Старший из братьев Штернов, 36-летний Давид, тоже, как и Коринец, был связан с Германией — учился в Университете им. Гумбольдта в Берлине, одно время даже был членом КП Германии (и членом КП Чехословакии) — и тоже стал дипломатом, дослужился до заведующего вторым Западным отделом НКИД СССР. Давид свободно говорил на 17 языках, в том числе практически на всех европейских. В начале 30-х годов под псевдонимом Георг Борн он опубликовал несколько повестей антифашистской направленности, в том числе повесть «Единственный в гестапо», по всей видимости, сыгравшую роковую роль в судьбе автора. В мае 1937 года Давид Григорьевич был арестован прямо в больничной палате — лечился от воспаления легких — по классическому для людей с подобной биографией обвинению в шпионаже в пользу Германии. Находясь в Бутырской тюрьме он, страдавший диабетом, объявил голодовку и умер мучительной смертью 26 июня. Его жена также была арестована, год содержалась в Бутырской тюрьме, ни разу  не была вызвана даже к следователю, а затем была выслана из Москвы без права взять с собой 8-летнего сына Валентина, который воспитывался родителями Давида Григорьевича до возвращения матери из лагерей, уже после войны.


Эммануил Григорьевич Штерн

Средний брат Эммануил Григорьевич Штерн (он был на три года младше Давида, и к моменту ареста ему было 35) не пошел по стопам брата и стал журналистом, работал зав. отделом советского строительства газеты “Известия”. 24 января 1935 года в газете вышла заметка о заключительном заседании XVI Всероссийского съезда Советов с “грубейшей политической ошибкой” — в перечне членов ВЦИК нового созыва не оказалось председателя СНК СССР В. М. Молотова, а вместо него по ошибке было вписано имя известного летчика-полярника В. С. Молокова. Эммануил Штерн визировал выпуск газеты и наряду с непосредственным “виновником” этой анекдотической ошибки литсотрудником Аркадием Грейшманом, записавшим фамилии на слух,  и главным редактором “Известий” Николаем Бухариным. Все трое были наказаны. Грейшмана арестовали, и дальнейшая его судьба неизвестна, хотя и понятна, Бухарин отделался выговором, а Штерн был уволен. Эммануил устроился референтом по информации в институт ВНИТО (Всесоюзный научно-исследовательский институт подъемно-тракторного оборудования), но через три года, по всей видимости в связи с процессом над Бухариным, о нем вспомнили и в марте 1938-го арестовали. Через два месяца ему вынесли приговор — высшая мера наказания за принадлежность к антисоветской шпионской организации. Расстрелян 31 мая 1938 года на Бутовском полигоне.

Оба брата были посмертно реабилитированы в 1957 году. Младший из Штернов, Яков, тоже был репрессирован, но избежал расстрела и был сослан в лагеря в 1939 году.

***

Сергей Пархоменко:
А здесь, на Долгоруковской, было четыре имени, а стало семь. Из шестидесяти с лишним, расстрелянных в знаменитом "вдовьем доме".

Сегодня пришло человек двадцать пять, разного возраста, по разному одетых, но в лицах есть какие-то неясные, но вполне различимые общие черты. Я спрашиваю: а вы, наверное, потомки Даниила и Эммануила Штернов? Большая у вас семья...

- Да, - отвечает внук одного из двух расстрелянных братьев,- теперь большая.
- А почему "теперь"?
- Потому что мы из-за всей этой истории со знаками на стене начали общаться наконец.

С "Последним адресом" бывает и так.


Фото: Федор Флягин

Неправильно введен e-mail.
Заполните обязательные поля, ниже.
Нажимая кнопку «Отправить» вы даете согласие на обработку персональных данных и выражаете согласие с условиями Политики конфиденциальности.