Москва, 1-я Тверская-Ямская, 36, с. 1
На карте На карте

| 12 августа 2020

В 1934-1937 годах в конце тогдашней улицы Горького строился монументальный жилой дом для инженерно-технических работников. За время строительства архитектурный облик дома претерпел некоторые изменения, связанные с тем, что спроектировавший этот дом архитектор М.И. Синявский, известный как соавтор проекта Московского планетария, постепенно отказывался от принципов конструктивизма, и в результате возникло здание, относящееся к стилю так называемого постконструктивизма. В этом доме в 1939 году поселился с семьей знаменитый еврейский писатель Перец Маркиш. В базах «Мемориала» указаны еще четверо расстрелянных жителей этого дома.

«В 1952 году Маркиш трагически погиб. Тьма, которой он так страстно протестовал, сомкнулась вокруг него». Так довольно туманно сообщает о судьбе Переца Маркиша автор предисловия к изданному в серии «Библиотека поэта» в 1968 году собранию его стихов и поэм поэт Сергей Наровчатов. Сам по себе факт публикации в этой серии свидетельствует о том, что к этому времени Перец Маркиш был полностью восстановлен в правах и с почетом возвращен в советскую литературу, но полную правду о его судьбе творчестве и трагической гибели издатели книги в те годы рассказать еще не могли.


Еврейский поэт, романист и драматург Перец Давидович Маркиш родился в 1895 году в местечке Полонное Волынской губернии в многодетной семье Хаи и Давида Маркишей. О раннем детстве он рассказывал жене, Эстер Лазебниковой, и она включила этот рассказ в свою книгу воспоминаний «Столь долгое возвращение»: «Семья его была бедна – мать Хая торговала селедкой покусочно, отец Давид был мудр и учен, но денег ему за это не платили. Отец Хаи был портным, относительно обеспеченным человеком. Давида взяли в семью за ученость, в качестве «зятя на хлебах». Целый день красивый библейской красотой Давид сидел над Талмудом, предоставив заботу о хлебе насущном для семерых детей оборотистой Хае с ее селедочным бизнесом. Доход, сказать откровенно, был невысок: купив целую селедку, Хая разрезала ее на куски, приправляла луком и подсолнечным маслом и продавала каждый кусочек отдельно. Семья, наверно, пошла бы по миру, если б не помощь портного Шимшон-Бера. Помощь, однако, была не столь существенна, чтобы обеспечить всех детей одеждой и обувью. Когда, трех лет отроду, Маркиша определили в хедер, самостоятельно отправиться он не смог: на дворе стояла зима, а ботинок и пальто у маленького Переца не было. Давид, однако, настаивал, чтобы не по возрасту смышленый мальчик начал учиться. Тогда семилетний Меир, старший брат Переца и обладатель сапог, завернул младшего в одеяло и понес на спине в хедер, где учился и сам».

Гонимый яркой, еще не нашедшей своего пути и приложения одаренностью, мальчик очень рано покинул родную семью. В 10 лет он из Полонного убежал в Бердичев, где стал благодаря звонкому голосу и хорошему музыкальному слуху певчим в синагоге. Ему даже прочили большой успех на этом поприще, но «музыкальная» карьера подростка оказалась недолгой, к 15 годам он вернулся к родителям и недолго прослужил счетоводом в ссудо-сберегательной кассе родного местечка. Но и на этой стезе артистически-свободолюбивая натура не позволила ему удержаться: со службы его прогнали, и как раз в это время он начал писать стихи. Свою юность Маркиш провел в странствованиях по городам юга России и дольше всего прожил в Одессе.

В 1916 году Перец Маркиш был мобилизован и отправлен на фронт. В 1917 году он после ранения оказывается в военном госпитале в Екатеринославе, куда к этому времени перебралась его семья. Там его и застает Февральская революция. Революционные события он, как и многие молодые свободомыслящие люди, которых сковывали рамки традиционного еврейского быта и религии, воспринял как новую эпоху в судьбе еврейского народа – прежде всего, в его социальном положении и культуре. Маркиш осознает глубинную связь с этой культурой, видит себя ее продолжателем на новом пути, и с этого времени пишет стихи, прозу, пьесы и статьи исключительно на идиш. Под влиянием новейших авангардных течений в русской и европейской литературе кардинально меняется его поэтика. С этого времени его стихи становятся ярко экспрессивными, в них ощущается влияние русского футуризма, прежде всего Маяковского. При этом судьба еврейского народа, трагические испытания, выпадающие на его долю, остаются главной темой молодого поэта.

Перец Маркиш, 1921 год
© Blavatnik Archive

В первые годы революции открывается множество периодических изданий и альманахов на идиш, в которых Маркиш, ставший к тому времени весьма плодовитым автором, активно участвует. Он сотрудничает с екатеринославской газетой «Дер Кемфер» («Борец»), печатается в киевском сборнике «Эйгнс» («Своё»). В эти годы Маркиш близко сходится с киевскими поэтами Давидом Гофштейном и Лейбом Квитко, прозаиком Давидом Бергельсоном – людьми, с которыми ему позже предстоит разделить трагическую судьбу (в ноябре 2019 года «Последний адрес» установил памятный знак Давиду Бергельсону). В стихах Маркиша этих лет звучит пафос обновления жизни, надежды на будущее воплощены экспрессивно-символическими образами мира, природы, души и сознания человека. Первым опытом большого поэтического жанра стала для Маркиша поэма «Волынь», где он иногда с улыбкой, иногда с горечью рассказывает об истории, быте и нравах родного края. В поэме «Ди Купэ» («Куча») о погроме в украинском местечке Городище, изданной в 1922 году в Киеве, поэт изобразил страшную картину мира, до основания разрушенного жестокостью бессмысленного убийства. В этой поэме Маркиш обрушивает свой гнев на погромщиков, подрывающих своими зверствами веру в христианские заповеди, которым они преданы. Вместе с тем он обличает и покорность еврейских жертв, не находящих в себе сил для сопротивления убийцам. Поэма стала острым раздражителем и для представителей традиционного еврейства, и для христианских консерваторов.

В 1921 году Маркиш уехал в Польшу, жил в Варшаве. Второе, варшавское издание поэмы стало одной из причин того, что под давлением католических кругов он вынужден был покинуть эту страну. Несколько лет поэт жил в Европе, посетил Палестину, заезжал и в Советскую Россию. Многие написанные в эти годы стихи он назвал именами европейских столиц и городов: Берлин, Париж, Лондон, Рим, Неаполь.

В 1926 году Маркиш принимает решение вернуться в Советский Союз. По-видимому, этот шаг был, прежде всего, определен тем, что литература на идиш в это время наиболее активно и бурно развивалась именно в СССР. В Москве, Ленинграде, других крупных городах, в том числе Киеве и Харькове, достаточно большими тиражами издавались еврейские газеты, журналы, альманахи. Существовало и несколько издательств, специализировавшихся на публикации литературы на идиш. Первые годы после возвращения Маркиш прожил в Харькове, затем переехал в Москву.

Решившись перебраться в СССР, Маркиш, по-видимому, ясно осознавал, что жизнь здесь потребует от него существенной творческой «перестройки». Он был готов выполнять «социальный заказ», обращаться к темам революции, построения нового общества, классовой борьбы. Все эти темы он раскрывает в многочисленных поэмах, романах, пьесах. В некоторых из них, как в «Смерти кулака», отчетливо видны признаки очевидной ангажированности. Только в лирической поэзии Маркишу удается сохранить черты своей художественной индивидуальности и творческой манеры.

Перец Маркиш, Давид Бергельсон, Моисей Литваков,
Изи Харик и Соломон Михоэлс. Москва, 1930-е годы
© Blavatnik Archive

Очень скоро поэт становится одним из наиболее заметных и значимых еврейских писателей СССР и входит в круг литературных знаменитостей эпохи: Бабеля, Пастернака, Ахматовой. Теснейшие узы связали писателя и с Государственным еврейским театром (ГОСЕТ) – руководитель театра Соломон Михоэлс и многие актеры стали его близкими друзьями. Для ГОСЕТа Маркиш сочинил несколько шедших с большим успехом пьес: «Ди эрд» («Земля», 1930 год), «Нит гедайгет» («Не унывать», 1937 год), «Мишпохе Овадис» («Семья Овадис», 1946 год). Ставились эти пьесы и на сценах русских театров.

Официальная карьера Маркиша, несмотря на нападки наиболее рьяных официозных критиков, также развивалась очень успешно. В 1934 году он становится делегатом Первого съезда советских писателей, а затем руководителем еврейской секции только что созданного на съезде Союза писателей и секретарем его ревизионной комиссии.

П. Маркиш: «Рубеж.
Избранные стихи». 1933 год.

В 1934 году Маркиш с женой и детьми поселился в доме писателей в Нащокинском переулке. Здесь его соседями стали Осип Мандельштам, Михаил Булгаков, Илья Ильф, Евгений Петров, Всеволод Иванов, Самуил Галкин, Исаак Нусинов. У Анны Ахматовой, оказавшейся в доме Мандельштамов в день ареста Осипа Эмильевича (в декабре 2015 года «Последний адрес» установил памятный знак Осипу Мандельштаму), в ее «Листках из дневника» есть характерная запись: «Навестить Надю [Надежду Яковлевну Мандельштам] из мужчин пришел один Перец Маркиш».

Казалось бы, высокое и почетное положение Маркиша в табели о рангах советской литературы – в 1939 году он был единственным из еврейских писателей кавалером ордена Ленина, тогда же получил просторную квартиру в роскошном доме на улице Горького – на самом деле не было таким уже прочным. Многие свои вещи он писал «в стол», заведомо зная, что они не могут быть опубликованы. Это, в частности, программная поэма «Сорокалетний» – широкая панорама исторической судьбы еврейского народа, напечатанная только после смерти поэта. В 1940 году, когда после пакта Молотова-Риббентропа любые нападки на Германию были по политическим мотивам запрещены, Маркиш, потрясенный преследованиями евреев в Германии, пишет поэму «Танцерн фун гето» («Танцовщица из гетто». Опубликовать ее удалось только в 1942 году, когда гитлеровские злодеяния перестали замалчивать).

В первые дни войны Перец Маркиш отправился на призывной пункт и записался добровольцем в народное ополчение. Вот что пишет об этом его жена: «Какое-то «высокое начальство», просматривая списки Народного ополчения и понимая, что все ополченцы погибнут под Москвой в боях с отборными гитлеровскими дивизиями, вычеркнул Маркиша. Его в приказном порядке отозвали в штаб Военно-морского флота, присвоили ему звание капитана второго ранга и до поры до времени отпустили с миром домой – писать стихи. Впоследствии он был отправлен в действующую армию, воевал на одном из крейсеров Черноморского флота. Крейсер был потоплен при попытке прорваться к осажденному Севастополю, и только чудо спасло тогда Переца Маркиша от гибели. Его товарищи, еврейские писатели, попавшие в ряды Народного ополчения, не ушли от своей судьбы. Меир Виннер, Годинер, Росин – все они погибли под Москвой».

Гибель подстерегала Маркиша не на полях войны. В апреле 1942 году он, как и многие видные деятели еврейской культуры, вошел в президиум Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) под председательством Соломона Михоэлса, и это событие оказалось для него и его товарищей по комитету роковым. В 1943 году Маркиш как представитель ЕАК должен был вместе с Михоэлсом отправиться в пропагандистскую поездку по Америке, Канаде и Англии, но в последний момент его заменили Ициком Фефером (в феврале 2019 года «Последний адрес» установил ему памятный знак), на которого власть с большей, по-видимому, уверенностью могла возложить свои тайные поручения.

Начиная с предвоенных лет, в СССР все более явно прорезывались ростки антисемитской кампании, которая развернулась после войны. Молва приписывает Маркишу слова: «Гитлер хотел нас уничтожить физически, а Сталин хочет духовно». Как наивно теперь это звучит, и как «скромно» оценил поэт намерения вождя. Несмотря на все нарастающее чувство надвигающейся угрозы, Маркиш в послевоенные годы не утратил своей творческой продуктивности. В это время он написал эпическую поэму «Война», в 1948 году завершил весьма объемный роман «Трот фун дойрес» («Поступь поколений»), который был опубликован после его смерти, несколько циклов лирических стихов.

Начало 1948 года обернулось для Переца Маркиша и всей еврейской культуры страшной трагедией: в Минске по приказу Сталина был коварно и жестоко убит Соломон Михоэлс. Это событие стало сигналом к разворачиванию открытой антисемитской кампании. Под видом борьбы с «буржуазным национализмом и космополитизмом» под корень уничтожалась еврейская культура во всех ее проявлениях. Закрывались газеты, журналы, издательства, печатавшие книги на идиш, проходила «чистка» культурных, научных, образовательных учреждений, откуда беспощадно изгонялись евреи. Министр госбезопасности Абакумов вскоре после убийства Михоэлса писал в докладной записке Сталину: «Руководители Еврейского антифашистского комитета, являясь активными националистами и ориентируясь на американцев, по существу проводят антисоветскую националистическую работу». 20 ноября 1948 года ЕАК был правительственным указом распущен, и стало очевидно, что смертельная угроза нависла не только над еврейской культурой в целом, но и над самыми яркими ее представителями. Осиротевший ГОСЕТ лишился финансовой поддержки, возможности расширять репертуар и своей постоянной публики: люди попросту боялись посещать опальный театр. Все эти события Маркиш переживал не только как личную трагедию, но и как нежданный новый удар, обрушившийся на его многострадальный народ. В дни похорон Михоэлса, в пышности которых проявилось все лицемерие власти, сначала тайно убившей великого артиста, а затем громко его оплакивавшей, Маркиш написал свое последнее произведение: цикл из семи стихотворений под названием: «Михоэлсу – неугасимый светильник». Два из них, как ни странно, были опубликованы в газете «Эйникайт» («Единство») сразу после похорон артиста. В этих стихах поэт прямо говорит о совершенном убийстве, хотя, по мнению знатока культуры идиш Михаила Крутикова, в русских переводах несколько усилен мотив прямого обвинения власти. В оригинале, по мнению исследователя, Маркиш подчеркивает символическую связь смерти Михоэлса с неизбывно трагической судьбой его народа. Как бы то ни было, в этих последних стихах поэт выразил весь свой талант и все горчайшие предчувствия, которым предстояло вскоре осуществиться.

В конце 1948 года начались аресты членов ЕАК. Первым был арестован давний друг Маркиша Давид Гофштейн. В ночь с 27 на 28 января пришла очередь и самого Переца Маркиша – его увели из дома под видом «вызова к министру», но затем начался обыск и все, что сопровождает арест.

Следствие по делу ЕАК велось, как известно, чудовищно жестокими методами. Из подследственных выбивали признания в страшных преступлениях, коварных заговорах, убийственных замыслах, а самое главное, заставляли оговаривать друг друга. Следствие длилось более трех лет, однако во время судебного рассмотрения все обвиняемые отказались от данных под пытками показаний, что помешало Сталину осуществить замысел публичного суда над деятелями еврейской культуры, и этот план он перенес на готовившееся в это время дело врачей.

18 июля 1952 года 13 членам и сотрудникам ЕАК был вынесен смертный приговор. 12 августа они были расстреляны и тайно похоронены на территории Донского кладбища.

22 ноября 1955 года Военная коллегия Верховного Суда СССР отменила приговор в отношении членов Еврейского антифашистского комитета из-за отсутствия в их действиях состава преступления. С этого началось возвращение памяти о жертвах этого последнего преступления сталинского режима, а для писателей, убитых 12 августа, - их возвращение в литературу. Возвращения медленного, несмотря на то, что Перец Маркиш среди них оказался, пожалуй, самым переведенным при жизни и переводившимся после гибели поэтом. Его стихи на русском языке звучат в переводах Анны Ахматовой, Павла Антокольского, Марии Петровых, Аркадия Штейнберга и многих других замечательных мастеров. Тем не менее, цикл стихов на смерть Михоэлса в состав упомянутого тома «Библиотеки поэта» не вошел, и правду о гибели членов ЕАК мы узнали только в конце 1980-х годов. Советская власть на протяжении нескольких десятилетий стыдливо замалчивала свои преступления.

  
Симон Маркиш              Давид Маркиш

После убийства Маркиша пострадала и его семья: жена Эстер Ефимовна Лазебникова-Маркиш (1912-2010) с двумя сыновьями Симоном и Давидом были сосланы в Казахстан. Та же участь постигла и старшую дочь от первого брака Ольгу Рапай-Маркиш (1929-2012). Она после ареста своей матери, переводчицы Зинаиды Борисовны Йоффе (1901-1974) жила в семье отца, затем училась в Киевском художественном институте, где была арестована после расстрела Маркиша, провела в заключении три года. Освободившись, она окончила художественный институт и стала известным скульптором. Последние годы ее жизни прошли в Израиле.

Перец Давидович Маркиш был посмертно реабилитирован в 1955 году. Тогда же Эстер Лазебникова-Маркиш с сыновьями были освобождены из ссылки. Симон Маркиш (1931-2003) стал известным филологом-классиком, переводчиком с древних и европейских языков. Давид, родившийся в 1938 году, пошел по стопам отца и стал писателем. С ранних лет он занялся и переводом стихов отца на русский язык. В 1972 году вся семья переехала в Израиль. В 1974 году книга воспоминаний Эстер Лазебниковой-Маркиш «Столь долгое возвращение» была издана по-французски, в 1989 году она была опубликована в Израиле на русском языке.

Подробнее о ЕАК читайте здесь.

Церемония установки таблички "Последнего адреса": фото, видео:
часть первая, часть вторая, часть третья

Фото: Оксана Матиевская


***
База данных «Мемориала» содержит сведения еще о трех репрессированных, проживавших в этом доме. Если кто-то из наших читателей хотел бы стать инициатором установки мемориального знака
кому-либо из этих репрессированных,
необходимо прислать в «Последний адрес» соответствующую заявку.

Подробные пояснения к процедуре подачи заявки и ответы на часто
задаваемые вопросы опубликованы на нашем сайте.

Неправильно введен e-mail.
Заполните обязательные поля, ниже.
Нажимая кнопку «Отправить» вы даете согласие на обработку персональных данных и выражаете согласие с условиями Политики конфиденциальности.